Любвеобильные Бонапарты

Переговорив с ответственными лицами, Полина обычно заявляла, что неотложные обязанности призывают ее к их исполнению и покидала хозяйственников. О том, каковы были эти обязанности, написал в своих воспоминаниях немецкий писатель, офицер и авантюрист Иоганн Конрад Фридрих, не беспочвенно заслуживший прозвище «немецкий (или франкфуртский) Казанова». В ту пору он был молодым лейтенантом и прибыл в Париж на переговоры по поставкам для французских полков. Генерал Миоллис, губернатор Папской области, попутно возложил на него обязанность передать княгине Боргезе прошение: генерал желал стать маршалом и полагал, что Полина может добиться от брата чего угодно. Княгиня заверила лейтенанта, что слухи об ее влиянии на брата преувеличены и пригласила его полюбоваться на сады замка Нейи. Когда фрейлина довела Фридриха до искусственного грота, там вскоре появилась Полина, которая очень мило побеседовала с лейтенантом и пригласила его прийти на другой день на то же самое место. Далее дадим слово автору, издавшему в 1849 году свои мемуары:

«В указанный час я отправился в Нейи. Я явился в указанное мне место в саду и предался ожиданию под колоннадой перед гротом из обломков скалы. Мне не пришлось долго ждать; появилась дама, иная, нежели та, которую я видел накануне сопровождавшей Полину, любезно приветствовала меня и ввела меня через боковую дверь внутрь скалы, где располагались несколько комнат и галерей, среди них великолепный салон с купальней. Данное приключение показалось мне весьма романтичным и почти сказочным, и, когда я принялся размышлять об исходе, которое оно могло иметь, появился силуэт женщины, облаченной в тончайший батист, вошел в купальню, где меня просили подождать; она подошла ко мне и с улыбкой спросила, как мне нравится в этом месте. Я тотчас же узнал красивую сестру Наполеона, чьи роскошные формы и совершенные очертания обрисовывались под тканью при каждом ее движении. Она протянула мне руку для поцелуя, произнесла «Добро пожаловать!», и пригласила сесть подле нее на мягкую кушетку. На сей раз я определенно выступал не в роли соблазнителя, но соблазняемого, поскольку Полина употребила все свои чары, еще более подчеркнутые полутьмой, чтобы кровь моя закипела, в чем она всегда преуспевала в совершенстве; и вскоре бархатные подушки стали свидетелями несказанных излияний, которыми мы укрощали наш взаимный пыл; то, что делала Полина, выдавало опытную искусительницу, ибо она была осведомлена более, нежели я. Когда наш жар угас, Полина позвонила и приказала появившимся женщинам приготовить ванную, в которую она равным образом пригласила меня. Одетые в пеньюары из тончайшего полотна, мы почти час провели в прозрачной воде, со слегка голубоватым оттенком, после чего она приказала сервировать в соседнем помещении изысканный стол, подкрепивший нас, и оставались вместе вплоть до сумерек. Я должен был при прощании дать обещание вскоре вернуться и провел таким образом несколько послеполуденных периодов подле нее. Тем не менее, у меня не было основания быть чрезвычайно гордым сей победой, поскольку Полина явно насчитывала их более одной; впоследствии она выказывала свои милости в отношении еще многих других; в остальном, сия дама была слишком приземленной, и вскоре я испытывал более отвращения нежели удовольствия, которое изведал, посещая ее, невзирая на всю ее красоту».

Да, он оказался далеко не единственным счастливчиком. Полина вела в замке Нейи бурную светскую жизнь. По воскресеньям она устраивала концерты, на которых часто выступал кастрат Крешентини, самый знаменитый певец в то время, по четвергам время отводилось для балов. По все прочим дням княгиня держала свой салон. К одиннадцати часам гости разъезжались и оставался узкий круг привилегированных лиц, слуг отсылали и начинались танцы и игры с фантами, каковые становились тем более рискованными, чем сильнее сгущался ночной мрак. Как писал граф де Клари, становились доступны «все удовольствия золотого века». Если она принимала Конрада Фридриха после обеда, то вечером это был уже другой любовник. Считается, что одним из них стал полномочный посол австрийского императора в Париже, князь Клеменс фон Меттерних. Впоследствии он писал в своих мемуарах: «Полина была настолько прекрасна, как только возможно было ею быть. Она была влюблена в саму себя, ее единственным занятием было стремление к удовольствиям». Современники свидетельствовали, что впоследствии он приказал повесить в своей бильярдной ее портрет и временами, вздыхая, пристально устремлял на него свой взгляд. Но он был далеко не единственным дипломатом, попавшим в сети княгини Боргезе.

Наш человек в Париже