Классовое превосходство может основываться только на классовой деградации, и когда рабочих сгоняют в гетто, вырождение неминуемо. Возникает слабое, низкорослое племя, люди улицы радикально отличаются от своих господ, им недостает энергии и жизненных сил. Мужчины становятся карикатурой на то, каким должен быть мужчина, а их жены и дети бледны и анемичны, с темными кругами под глазами, сгорбившиеся, смотрящие в землю, рано утратившие статность и красоту.
Еще больше ситуацию усугубляет то обстоятельство, что в гетто остаются людские отбросы, обреченные на дальнейшее загнивание. Потому что по меньшей мере полтора столетия из них выжимали все лучшее. Сильные люди – люди, обладавшие отвагой, предприимчивостью, честолюбием, – уезжали в новые, более свободные уголки земного шара, чтобы создавать новые государства и нации. Те же, кому не хватало необходимых для этого качеств, слабохарактерные, слабосильные, неумелые, а также больные и отчаявшиеся, оставались, чтобы продолжать род. И год за годом из их потомства изымалось все жизнеспособное. Стоило юноше вырасти сильным и статным, его тотчас забирали в армию. Солдат, по словам Бернарда Шоу, «только представляется патриотом и героическим защитником отечества, на самом деле это несчастный бедняк, которого нищета заставила сделаться пушечным мясом за дневной паек, крышу над головой и одежду».
Этот постоянный отбор всего лучшего из рабочей среды истощил ее, так что те, кто населяет гетто, – в большинстве своем жалкие остатки, обреченные опускаться все ниже и ниже. Вино жизни иссякло, впрыснутое в кровь потомства, рассеянного по всему миру. Остался лишь осадок, и эти люди изолированы и обречены вариться в своей среде. Они опускаются до уровня скотов. Если они совершают убийство, то потом тупо сдаются своим палачам. Их преступления лишены дерзости. Такие пырнут товарища тупым ножом или размозжат ему голову тяжелым горшком, а после сядут и будут ждать полицию. Избивать жену – мужнина привилегия. Мужчины здесь носят замечательные башмаки, подбитые медью и железом, и, наградив мать своих детей синяком под глазом, валят ее на пол и топчут ногами, как мустанг топчет гремучую змею.
Женщина из беднейших слоев гетто – такая же рабыня своего мужа, как индейская скво. И если бы я был женщиной и у меня был выбор, я предпочел бы стать скво. Мужчины в экономическом плане зависимы от своих хозяев, а женщины – от своих мужей. И в результате на женщину обрушиваются побои, предназначенные хозяину, и она ничем не в состоянии ответить. Ведь у них дети, а он кормилец, и она не посмеет отправить его за решетку, обрекая себя и детей на голод. Обвинение редко получает доказательства, даже когда такие случаи доходят до суда; как правило, избитая жена и мать рыдает, слезно моля судей отпустить ее мужа ради деток.
Жены здесь становятся либо вопящими стервами, либо сломленными и по-собачьи покорными, теряя те крохи благопристойности и самоуважения, которые остались у них со времени девичества, и все вместе они слепо опускаются все ниже, туда, где только грязь и полная деградация.
Порой я прихожу в ужас от собственных обобщений, касающихся убожества и нищеты гетто, и мне начинает казаться, что я преувеличиваю, что я подошел слишком близко к картине и мне не хватает перспективы. В такие моменты я считаю полезным обратиться к свидетельствам других и убедиться, что нервы мои в порядке и я не утратил способности рассуждать здраво. Фредерик Гаррисон всегда производил впечатление человека уравновешенного и владеющего собой, и вот что он говорит: