Люди черного дракона

Но и того, что почувствовал Чжан, было достаточно, чтобы ноги его затряслись от вожделения и он, отсыпав Хого щедрую горсть золотых, повел Рыбку в глубь шатра, точнее, она его повела. Пока он шел, его мозолистые руки, привыкшие к пересчету денег, жадно ощупывали нежную кожу девочки, нагло задерживаясь на самых потайных местах, стремясь углубиться в них всем, что имел — и тут же, не ожидая остановки. Деньги были заплачены, и потому Рыбка не противилась — деньги есть деньги, любовь есть любовь.

Но тут произошло чудо. Когда до свободной постели оставалось не больше трех шагов, опиум, осевший в легких Чжана, сделался летучим, выплеснулся в его кровь и достиг мозга. В ту же секунду ростовщик повалился как подкошенный, разбив при падении и без того плоскую морду свою в кровь, но не почувствовал этого уже, опьяненный сладкими снами.

Рыбка стояла над ним и холодно разглядывала эту разваленную, не пригодную ни к чему, кроме выработки денег, тушу. И тут, словно в сказке, появился Денис. Сначала, впрочем, в просвете палатки показались только его глаза. Спустя секунду и он сам с силой вдвинулся внутрь палатки и прошел ее насквозь. Мгновение он разглядывал Рыбку, а она глядела на него своими яростными, как море, голубыми глазами. Потом, не говоря ни слова, он взял ее за горячую руку и повел вон из шатра.

Они шли сквозь пеструю, шумную ярмарочную толпу, как идет нож сквозь масло, как взгляд протыкает горизонт, не задерживаясь на случайных призраках гор и озер. Никто не остановил их, никто не взглянул на них — мало ли детей шляется по ярмарке, даже и голых? Ведь всякий знает, что девочка только в шатре любви — объект вожделения, в любом другом месте она — просто ребенок.

Они шли долго, пока ярмарка не скрылась за холмом. Он вел ее за руку — решительно, бестрепетно, она шла, не спрашивая ни слова. У нее было уже много мужчин, но этот был первый, который взял ее за руку и повел не в постель, а к неведомым далям, первый, который не спросил, сколько следует заплатить за нее старому жулику Хого, первый, кто не касался ее жадными пальцами во всех местах, а просто держал ее за руку и вел прочь от места любви — от ада и преисподней.

Они сели на берегу Амура и молча глядели, как, багровея, опускается за черные вершины деревьев изнывающее от жара солнце. За спиной у них высился Мертвый дом, а на приступочке сидела, ежась, Бабушка Древесная лягушка. Он не смотрел на девочку и ничего не говорил, но она и так знала, что теперь они будут неразлучны — до гробовой доски и даже дальше.

Так они сидели, пока не появился Хого с двумя угрюмыми охранниками Гунгуном и Жужуном. Девочка повернулась к маньчжуру, и ее взгляд потонул в его узких от ненависти глазах. Рыбка вздрогнула и впилась в Дениса мертвой хваткой. Тот поднялся с остывающего речного песка и, слабо рыкнув, оскалил клыки. Тайная кровь лесной карлицы заговорила в нем волшебным голосом, зашумела в ушах, плеснула соленым огнем в расширенные зрачки.

— Верни девчонку! — визгливо закричал Хого.

Он бы забрал ее просто так, без разговоров, да и с кем было разговаривать — со щенком, не отличающим семя-цзин от духа-шэнь? Его довольно было ударить головой о сосну — и вопрос был бы решен. Но Хого боялся скандала на чужой земле, боялся, что ярмарку больше не пустят на этот берег Черного дракона. И он пошел испытанным торговым путем — путем переговоров.

Но говорить с варварами — только время зря терять. В ответ на разумные слова голубоглазый мальчишка улыбнулся волчьей улыбкой и сказал коротко, словно вонзил нож:

— Моя.

Хого вспыхнул от такой дерзости. Он — прямой потомок Нурхаци, офицер истинного Желтого знамени, должен уговаривать малолетнего русского дикаря вернуть ему то, что ему и так принадлежит по праву, вместо того чтобы просто перерубить его надвое? Дикая кровь предков ударила ему в сердце, птичьи лапки сжались в кулаки, берясь за рукоять невидимого меча. Но он опоздал…

Почуявший близкую кровь Денис, словно вспомнив небывшие уроки покойного письменного головы Пояркова, молча ринулся на врага и с разбегу ударил твердым теменем в самоварный живот. Хого с маху опустился на обширный свой зад, на котором в старые времена можно было бы проводить лэйтаи, и изверг ветры такой силы и густоты, что умолкли, устыдившись, даже птицы на вечерних ветвях. Откатившись от удара назад, Денис ловко вскочил на ноги и изготовился к новой атаке.

— Взять! — истошно завопил Хого, едва придя в себя, и два угрюмых громилы прыгнули на мальчишку.

Но взять его было невозможно. Он ревел, как дикий зверь, выл, кусался, царапался и лягался. И только сунутый головой в реку и насильно удерживаемый там, он постепенно затих, а выволоченный на берег, не подавал уж больше признаков жизни, только черная вода текла, как слезы, по бледному его лицу… Этого никто не видел, кроме Хого, двух охранников и Рыбки, но охранники молчали, как убитые, а Рыбку заковали в кандалы и усадили в самый дальний шатер.