Читаем Люди Джафара полностью

И только Джафара никому из подчинённых никогда не удавалось выбить из колеи. Наверное, потому, что невозможно было сделаться — даже хотя бы на мгновение — большим уставником, чем он.

С Джафаром в этом вопросе вообще шутки были плохи: он был как уставная «чёрная дыра»; если ты пытался обогнать его в уставопочитании, то — в крайнем случае — мог достичь только его уровня, и никак не больше. Ведь именно его уровень и был абсолютом, севрским эталоном. Вот тут-то и сказывался эффект «чёрной дыры» — этот уровень просто засасывал, и если курсант достигал его, то становился точно таким же Джафаром, только маленьким.

Боже, как же он обожал «драть по Уставу»! Одним из любимейших номеров его репертуара был подъём. Полагалось строиться на подъёме за пятнадцать секунд. То есть, после произнесения команды «подъём!» нужно было откинуть одеяло и простыню на спинку кровати, впрыгнуть в сапоги, на голенищах которых заранее вывешены портянки, и занять своё место в строю.

Вся процедура должна уложиться в пятнадцать секунд. Потом Джафар проверит качество. Если хоть что-то не так — даже пусть один человек, откинув одеяло и простыню на спинку, не успел аккуратно расправить, — звучит команда «плёнка назад!» (любимая команда Джафара, хотя и неуставная; обозначает «на исходные!»).

Джафар мог так драть дивизион на протяжении всей зарядки, а потом говорил, дескать, ай-яй-яй, товарищи курсанты, как это вы мне тут сорвали зарядку! Чтобы компенсировать срыв — объявлялось два-три трёхкилометровых кросса в другое время дня. А поскольку не все укладывались на таких кроссах в нормативы, то кроссы тоже надо было перебегать. С процентами.

Короче, с каждым месяцем мы все оказывались перед Джафаром всё в более неоплатном долгу, в вечном долгу, который постоянно рос. Проценты, проценты на проценты и всё такое.

Как вы уже поняли, Джафар очень любил повторения. «Повторение — мать учения,» — говорил он нам, и мы понимали, насколько это не к добру. И правда: Устав и повторения — какое словосочетание может быть хуже?

Однажды мы с Марченко возвращались с пересдачи зачёта (вообще-то, Марченко был из тех рвачей, которых командиры и начальники обычно называют «примерный курсант»; но вот как-то так получилось, что именно этот зачёт он с первого раза не сдал и пришлось пересдавать вместе с таким двоечником и негодяем как я). Идём по аллее, как вдруг далеко впереди намётанным глазом замечаем движущегося навстречу Джафара.

О, нет! Встречи с ним боялись все курсанты. Когда Джафар шёл по училищу, то повсюду курсантский «беспроволочный телеграф» передавал маршрут его движения: «Джафар пошёл в штаб!.. Джафар идёт в сторону актового зала!.. Джафара видели у парка!..» И на его пути училище вымирало. Так кроме него избегали и боялись ещё только одного человека — генерала. Когда кто-то из них шёл по территории, со стороны казалось, что в училище кроме них нет ни одного человека. Потому что эти двое при встрече драли всегда. Успел за «шилку» нырнуть — хорошо, не успел — пошёл сдаваться.

Так вот, заметили мы Джафара и норовим срулить куда-нибудь в сторону. Но у него тоже глаз-алмаз; многолетняя практика, всё-таки!

«Товарищи курсанты, ко мне!»

«А чёрт, „застрелил“!» Делать нечего — идём сдаваться.

Для Джафара имела значение каждая деталь, каждая уставная мелочь. Так, если положено при отдании чести старшему по званию переходить на строевой шаг за шесть шагов, то не дай Боже тебе перейти за четыре или, например, за семь!

Но мы ребята опытные, третий курс как никак. Переглянулись, пошли на сближение, за шесть шагов на «три-четыре» синхронно перешли на строевой шаг и отданием чести.

«Стой!»

Останавливаемся. Джафар сегодня явно в хорошем настроении. Потому что снова «пошёл в массы»:

«Куда это вы идёте, хлопцы?»

«Возвращаемся в расположение с пересдачи экзамена, товариш майор,» — на правах «примерного курсанта» докладывает за нас двоих Марченко.

На лице Джафара появляются красные пятна.

«Плёнка назад!»

Возвращаемся на исходные. Снова идём — строевым за шесть шагов, с отданием чести.

«Куда это вы идёте, хлопцы?» — уже более строгим тоном спрашивает Джафар.

«Возвращаемся в расположение с пересдачи зачёта…» — испуганно мямлит Марченко, совершенно не понимая, чего от нас хочет комдив.

«Плёнка назад!» — уже орёт Джафар.

И тут до меня доходит. Он же спрашивает, куда мы идём, не потому, что действительно хочет это знать! На самом деле он просто загадку нам задаёт, обычную уставную загадку. А раз так, то всё понятно.

Делаем новый заход.

«Куда вы идёте, товарищи курсанты?» — уже официальным тоном спрашивает Джафар, давая понять, что «хождение в массы» закончилось.

Марченко ещё не успевает открыть рта, как я рявкаю:

«Курсант сто четырнадцатого взвода курсант Кондырев!»

«Кондырев — в казарму! — приказывает Джафар. — Марченко — ПЛЁНКА НАЗАД!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Эпицентр

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее