Читаем Люди Джафара полностью

«Вермишелевый суп, товариш генерал-майор!»

Тот зачерпнул, попробовал:

«Да по-моему гречневый!»

Мы сидим синие от ужаса.

А генерал:

«Хороший суп. Моя жена такой же варит… — потом вторую ложку съел: — Ну, может быть, чуть-чуть понаваристей…»

И повёл всю свиту дальше. А я ещё тогда подумал: «Да куда же, блин, ещё наваристей?!»

Всё до сих пор не могу понять: это же он действительно не заметил, какое в бачне дерьмо было! Так непонятно — либо у него вкусовые рецепторы не функционируют, либо он вообще не знает, какой должна быть нормальная еда…

Генерал, говорите?

На десятые сутки гауптвахты нас выгнали убирать снег на Ляхов-штрассе. Настроение у меня отличное — дополнительных суток не нагрёб и сегодня уже должен был выйти с губы. А значит, и в отпуск ещё успевал. Пусть только на пять суток, но всё же.

И вот убираем себе тихонечко снег под бдительным присмотром выводного. Я одной рукой загоняю совковую лопату в снег, двумя отбрасываю набранную порцию. И тут появляется генерал. Все замерли по стойке «смирно», а он подошёл, постучал мне в грудь пальцем и роскошным своим басом говорит:

«Кондырев, лопату нужно держать двумя руками. Выводной! Передайте начальнику гауптвахты — я добавляю курсанту Кондыреву пять суток ареста.» Вот гад, именно пять. Как раз до конца отпуска.

Так-то. И вернулся я на губу, и уселся в угол камеры, и, как водится, предался мрачным размышлениям.

Не зря меня генерал так приголубил. Явно, без Джафара здесь не обошлось. Ситуация ведь простая — до смеха. Я для Джафара во сто крат хуже, чем тот же неуставной Деглюк. Потому что Деглюк хочет, но не может соответствовать, а я, может, и могу, но совершенно не хочу. А это значит, что я и есть то самое инородное тело, которое надлежит из системы исторгнуть.

Причём, что самое страшное и опасное, я не просто так, как, скажем, Бегемот или Дима Бублак. Я сознательный враг. Вот в чём всё дело. Да ещё и отягчающее обстоятельство у меня есть, которое должно Джафара здорово раздражать: если Бегемот с Бублаком и ещё пара десятков таких же умников сами ушли, когда поняли, что не по ним эта кухня, то ведь я-то как-раз и не ухожу!

Не ухожу! А исключить меня в приказном порядке с каждым курсом всё сложнее. И если с первого и второго курсов генерал мог сам нерадивого курсанта исключить, то с третьего уже нет. Третьекурсника только через округ исключить можно, а четверокурсника и вовсе — через личный приказ Командующего войсками ПВО страны генерал-полковника Чеснокова. Только так. Уж больно много денег в старшекурсника успели вбухать, чтобы теперь его просто так взять и исключить.

А генералу исключить курсанта через округ или, тем более, через Москву очень невыгодно: с него, с генерала, непременно спросят по всей строгости за разбазаривание государственных денежек. За что, мол, исключаете, товариш генерал-майор? За недисциплинированность? Это что же, всё время был дисциплинированным, а теперь вдруг испортился? Да? А почему недосмотрели? Почему допустили? А если он с самого начала недисциплинированным был, то почему не приняли мер? Почему не исключили сразу?

В общем, в подобной ситуации появляется целая гроздь всяких неприятных вопросов, отвечать на которые никому не хочется. Потому что как ни ответь, это всё-равно влияет на продвижение по службе, на карьеру, на новые назначения, и на спокойный сон тоже. Точно так же, как и ответы на вопрос Джафара: «Почему вы получили двойку, товарищ курсант?» Как ни отвечай, а своё ведро дерьма всё-равно получишь. А то и два.

Так почему же мне, дураку эдакому, когда понял, откуда ветер дует, было просто не написать рапорт об исключении по собственному желанию, да и дело с концом? Не знаю. Честное слово, не знаю. Может, всё та же инерция, клеевая река. А может, просто переклинило. Помню только, что лишь одна мысль меня тогда постоянно буравила: «Ну, гады, посмотрим, что вы ещё сможете со мной сделать!..»

Короче говоря, отсидел ещё пять суток. И вернулся в дивизион одновременно с теми, кто из отпуска ехал. Они ко мне, дескать, как отдохнул, Кондырев? Никто ведь не знает, что я весь отпуск на губе «отдыхал». Однако нос вешать покуда нечего, так что отвечаю стандартно, мол, хрен вам снилось, как я отпуск провёл, мужики. Веселился на всю катушку и всё такое.

И тут вызывают к комдиву.

«Шо, обидно, товарищ курсант, шо дома не побывали?»

Конечно обидно, чего уж там! Я за все четыре года в отпуске был всего три раза. Так ясное дело, что обидно. Но вида не показываю.

«Ничего, товарищ майор, переживу как нибудь.» «Ну шо, сделали выводы?» «Сделал,» — отвечаю. Джафар даже из-за стола привстал: почувствовал, что что-то не так идёт.

«И какие же выводы вы сделали, товарищ курсант?» «Что вы зря меня вместо отпуска на губу посадили, товарищ майор!»

«А-а, вы ничего не поняли, товарищ курсант! — багровеет Джафар. — Вы не поняли, насколько ваше поведение не соответствует уставным требованиям!..»

«Да нет, я всё понял, товарищ майор. Вы хотите, чтобы я вас боялся. Этого не будет.»

Чёрт, как же так? — было написано у него на лице, — Кондырев не сломался! Безобразие!

Перейти на страницу:

Все книги серии Эпицентр

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее