Люди Джафара

Вообще, это конечно, чистый маразм: на вопрос «Куда это вы идёте, хлопцы?» отвечать «Курсант сто четырнадцатого взвода курсант Кондырев!» Как-то не по-человечески. Но зато в строгом соответствии с Уставом, ибо, согласно Уставу, если к тебе обратился старший по званию, ты должен представиться, назвав должность, подразделение, воинское звание и фамилию. Потому же, кстати, и слово «курсант» произностися дважды: первый раз — как должность, второй — как звание.

А самым по-человечески несчастным курсантом в нашем дивизионе был Коля Деглюк, крестьянский парнишка из-под Кишинёва. И несчастность его проистекала из того, что Колю Устав просто не брал. Он, бедняга, и хотел, и учил, и очень старался — а никак не идёт, и всё тут.

Например, когда Коля являлся «на ковёр» к комдиву с очередной двойкой, а случалось это довольно часто, то стучался и вместо уставного «Товарищ майор, разрешите войти?» обычно спрашивал: «Товарищ майор, можно я зайду?» Джафар немедленно свирепел и орал «плёнка назад!», Деглюк стучался и пробовал снова, но опять ничего не получалось, и опять звучало пресловутое «плёнка назад!»

Так бедный Коля мог заходить к Джафару минут по двадцать и всё же не зайти, и, в конце концов, получив внеочередные наряды на службу, давать объяснения касательно двойки уже с тумбочки дневального.

У Джафара с этим было строго. Он вообще считал, что люди получают двойки не из-за каких-нибудь объективных причин или отсутствия способностей к тому или иному предмету, а потому, что просто не хотят учиться. А раз так, то не мешай учиться другим.

Поэтому получалось, что одни постоянно учились, а другие постоянно работали и тащили службу. И уж если один раз не повезло и попал в «рабочие», то вернуться в «учащиеся» очень и очень сложно.

А кровным врагом Джафару Коля Деглюк стал после одного показательного случая. Он как-раз опять стоял в наряде дневальным за дежурного. И когда в расположении появился Джафар, Коля скомандовал «Смирно!» и пошёл рапортовать. Но вместо уставного доклада «Товарищ майор, за время моего дежурства в подразделении происшествий не случилось!..» он забормотал своим гнусавым «молдавским» голосом примерно следующее: «Товарищ майор, пока вас не было, у нас всё было хорошо…»

Короче говоря, только подумав о Джафаре, я сразу понял, что его на Уставе не накажешь — в конце концов, он сам был олицетворённый Устав. Зато любого другого офицера — запросто. Так почему бы этой возможностью не воспользоваться? Подвернулся бы только случай!

Самое примечательное, что такой случай подвернулся очень быстро. Уже на следующее утро на губе. И «подвернул» его не кто иной, как начальник тогдашнего караула, какой-то капитан-артиллерист.

Заведя губарей в комнату приёма пищи на завтрак, начкар довёл до нас сегодняшний порядок проведения этого мероприятия:

«Короче так, губари, на приём пищи вам даётся аж сорок пять секунд. Каждое последующее действие выполняется по удару ложкой.»

«Это как, товариш капитан?»

«Для тупых поясняю подробнее. Удар — сели. Удар — пожелали друг другу приятного аппетита. Удар — разложили жратву по мискам. Удар — взяли ложки. Удар — приступили. Удар — закончили. Удар — взялись за компот. И так далее. При последнем ударе надлежит встать, принять строевую стойку и громко, чётко и внятно произнести: „Спасибо за вкусный завтрак работникам пищевой промышленности!“ Всё понятно? Приготовиться!..»

Начкар так лыбился, что я грешным делом подумал, что он шутит. Мало ли какой юмор у людей бывает! Но он не шутил. Он действительно взглянул на часы и начал мерно стучать ложкой по краю стола.

Ненавижу людей, которые любят издеваться над беззащитными. Ненавижу и считаю, что никогда и ни за что нельзя идти у таких людей на поводу. Поэтому, когда ложка первый раз звякнула по столу, и голодные губари лихорадочно принялись хватать руками пищу и заталкивать в рот, чтобы уложиться в эти чёртовы сорок пять секунд, я неторопливо опустился на своё место, аккуратно заправил салфетку за воротник и медленно, как будто находился не на губе, а в ресторане, и впереди у меня был целый вечер, потянулся за стаканом компота.

Есть хотелось жутко — и в училище, и на губе кормили хуже некуда, — но сдаваться было нельзя. Я вальяжно, с удовольствием, отведал компота, поставил стакан на стол, промакнул губы салфеткой и поднялся.

На лице начкара уже не было издевательской ухмылки. Теперь в его глазах, смотревших на меня, сквозило недоумение.

«Спасибо за отличный завтрак, товарищ капитан. А теперь будьте любезны записать меня на приём к начальнику гарнизона. На четверг, если я не ошибаюсь…»

В глазах начкара промелькнул страх.

«Это ещё зачем?»

«Затем, что ваши действия являются грубейшим нарушением Устава, — пояснил я и хлоднокровно добавил: — Кто знает, может, вас ещё в старшие лейтенанты произведут…»

После развода на работы начкар вызвал меня к себе. Для разговора тет-а-тет.