Правда, Юрий Викентьевич неодобрительно к этому относится. Он помалкивает, но, может, лучше, если бы он что-нибудь определенное сказал.
Витька еще раз обозрел бревна за мысом – прикидывал, на сколько дней их может хватить для костра.
Нужна ли храбрость для того, чтобы полезть в воду, темпера тура которой едва ли выше десяти градусов? Нет, храбрость – категория особая, что-то связанное с грудью на-распашку, с отчаянным риском, с удалью.
Был ли Витька храбрым? В детстве его побили пацаны – ни за что, за какую-то мелочь. Их было двое, били они его палками по ногам, методически и расчетливо. С каждым он запросто справился бы в одиночку, но против двоих, да еще вооруженных палками, оказался бессильным. Он мужественно терпел экзекуцию, а потом заплакал – и уже не столько от боли, сколько от обиды, что его так унизительно и бессмысленно истязают. Он и до сих пор не понимал, как можно бить человека, который заведомо слабее, бить, просто потешаясь?
Витька ненавидел силу, когда она грубый культ. Что-то такое от культа силы, от сознания своего превосходства над многими прочими проскальзывало иногда в поведении Станислава. Но при хорошем питании и благоприятствующей конъюнктуре он становился покладистым парнем (даже в его сорок пять лет о нем трудно сказать иначе – именно парнем), может, излишне резким на язык.
Что ж, Витьке есть в чем себя упрекнуть. Частенько в своей жизни он пасовал в мелочах, но он хотя бы понимал это, и мучился, и переживал из-за своей, ну, что ли, несостоятельности.
Так был ли он храбрым? Если понимать храбрость как обыкновенную школьную драку на глазах у сочувствующих девочек, то, наверное, был. Хотя обычно предпочитал не драться. Из-за кого он полез бы на любого с кулаками, так это из-за Веры. Но на Веру никто не покушался.
Витька с облегчением стянул резиновые сапоги: говорят, в них легко нажить ревматизм, резина не дает коже возможности дышать. Затем он снял телогрейку и остался только в штормовом костюме. Подумав, снял и костюм, и клетчатую рубашку, и брюки… У него было хорошее шерстяное белье, купить его посоветовал Станислав. Оно стоило около тридцати рублей. Пришлось продать фотоаппарат, и то денег не хватило. Немножко добавила мама. Она вообще-то была против его поездки куда-то к черту на рога.
В светло-коричневом шерстяном белье вид у него был сейчас почти спортивный – как в тренировочном костюме.
Он поискал палку, достаточно длинную и прочную. Он, конечно, не собирался заниматься прыжками с шестом. Он всего-навсего хотел осуществить попытку перебраться за не-пропуск и пригнать оттуда бревно.
Лезть в воду он не рисковал – по крайней мере до поры, когда купания уже нельзя будет избежать. Вот если бы удалось найти на непропуске подходящую скальную полочку и, упираясь палкой в дно, проскочить дальше!
Полочка нашлась – замшелая, узкая и неровная. Дождавшись отлива, Витька с трудом, пыхтя и пачкая зеленью драгоценное белье, взобрался на нее. Но сохранить равновесие, когда ступни юлили и осклизались, было почти невозможно. Ни удержаться, ни шагу ступить. А сзади уже хищно выгибалась волна, пятнисто рябя сытой гладкой шкурой. Она лизнула пятки, подхлестнула под самый зад, легко оторвала от скалы, как Витька ни царапал ногтями зазубрины влажного камня, как ни упирался.
Свалившись, он окунулся с головой, но ему теперь было наплевать. Барахтаясь, он сопротивлялся липкой, увлекающей силе воды, которая вершила над ним суд скорый, но неправый. Наконец ему удалось удержаться за риф, а волна тем временем схлынула. Но невдалеке уже вздымалась новая. Прожорливо вспухнув, она могла подхватить его и швырнуть на базальтовый непропуск с сокрушительной силой.
Правда, ей еще нужно добежать до рифа. Хлопая враскорячку по мелководью – хорош видик?! – Витька, разумеется, не стал ее ждать. Несколько прыжков – и он уже сидел на ближнем по ту сторону непропуска бревне, стуча зубами и радуясь, что дешево отделался.
Согреться тут негде было. Витьку трясла мелкая дрожь, и он, не теряя времени, столкнул бревно вниз. В воде он поспешно развернул его торцом к накату и решил править подальше от скалы к морю, сколько хватит сил. Главное, чтобы преодолеть полосу наката, правя навстречу ему, и выйти на ровную воду. А как только непропуск останется чуть сбоку, развернуться к берегу и грести что есть духу. Ведь если его швырнет на непропуск с таким «тараном», как бревно, Витьке несдобровать. Не расплющит о непропуск – начнет утюжить бревном по мелководью.
Кожа горела от холода. Пальцы на ногах как-то мелко-мелко, один за другим, то сводило судорогой, то вдруг отпускало. Витька извивался на бревне, как только мог.