Люди и боги. Избранные произведения

Снова со стороны Плоцкого тракта виднеется облако пыли, оно надвигается быстро, словно торопится сообщить улице некую новость.

Уже слышен стук колес, настойчивый и шумливый. Пыль быстро садится, и показывается подвода, запряженная тройкой лошадей. С шумом она проносится по переулку. За ней — другая подвода, запряженная парой, за этой — третья. Щелкают бичи, в переулке откликается эхо, сигнализируя о том, что люди прибыли на субботу. Подводы останавливаются возле побеленного забора перед домом реб Иосифа. С первой подводы соскакивает раньше других Матис — высокий, широкоплечий парень, одетый в широкое белое летнее пальто, — сплошь в пыли. Он берет лошадей под уздцы и ведет подводу в широко открытые ворота, остальные подводы въезжают следом, и в переулке воцаряется тишина.

Не так давно Матис служил извозчиком у Фукса и возил от конторы на станцию соль и керосин, а также доставлял к границе русских эмигрантов. Всем было известно, что Матис держит у Мойши Гомбинера добрых несколько сот злотых, которые он накопил один к одному. Матис копил деньги, но продолжал оставаться извозчиком и дружил с товарищами по профессии. Но однажды, приехав вместе с хозяином на «литовский базар», Матис увидел у одного из крестьян пару «зверей». Они ему понравились. Не долго думая, Матис побежал к реб Мойше, взял со своего счета сотню и купил полюбившихся ему лошадей. Привел своих «зверей» в Кутно, приобрел подводу и сделался сам хозяином.

На первых порах было нелегко. Извозчики не желали принимать парня в свою компанию. Пугали его, грозились отравить лошадей. Однако Матис не сдавался принимал заказы, работал и припрятывал злотый-другой.

Прошел год. Матис работал «от себя», если надо — перехватывал у своего первого хозяина четвертной билет: ему доверяли. О нем говорили: «Парень, который хочет заработать свой грош».

И вот теперь дела идут неплохо: «литваков» что маковых зерен… Матис завел вторую подводу, нанял «своего человека», Шлему-Ангела, в извозчики. К Матису охотно идут, его любят, он — «свой брат».

Кормятся все вместе у кухмистера Ноты. Голделе — славная бабенка… Живут все вместе, ведут себя, как порядочные компаньоны. Матис без своих товарищей пальцем не шевельнет. А если случится, что он ошибется, — приедет, например, на базар и купит какого-нибудь «упрямого казака» или «слепого льва», который и с места двинуться не в силах, — на Матиса сердятся.

— Во! Видали этого «купца»? Хозяином заделался! Разъезжает по базарам и покупает всякую заваль! — ворчит на него долговязый и тощий Шлема-Ангел. Прозвище ему дали еще в детстве за то, что он мух называл «ангелами».

— А прах его знал! — оправдывается Матис.

Он знает свое дело: прикапливает злотый к злотому и ни от кого этого не скрывает. Подойдет парень, пощупает туго набитый карман: «Красные карпьи головы? Не правда ли?» Деньги, что хранятся у реб Мойши, сданы без расписок и векселей. Матис не знает всех премудростей: ведь это же не кто-нибудь… Ведь это — реб Мойше Гомбинер, который совершает сделки с немцами и ворочает большими деньгами!..

В городе говорят о нем: «Он с запасцем…» И почтенные хозяева — «грудастые дядьки», как их называют, — уже прибегают к нему «перехватить четвертной на скорую руку», когда наступает срок платить по векселю… Матис дает в долг, показывает, что и у него имеются «звонкие», но он не кичится, не пыжится.

В субботу, после обеда, Матис сидит со своей братвой на скамье у дверей реб Мойши Гомбинера и задевает принарядившихся прислуг, проходящих мимо. «Грудастые дядьки» бродят по улице, одетые в добротные костюмы и степенные белые воротнички, заложив руки за спину… Неторопливым шагом они проходят мимо скамьи и чуть заметно кивают Матису (приходится иной раз прибегнуть к собаке…). Матис почтительно кивает в ответ, отворачивается, подмигивает и совершенно серьезно произносит похабное слово.

Лошадь уже в хлеву, сечка в ясли засыпана, свежая солома подостлана, — потом отправились к воде, что протекает за конюшней. Вернувшись, заторопились в синагогу, в будничной одежде, как есть; а из синагоги — к Ноте-кухмистеру «червяка заморить».

Это было в пятницу вечером. Лето. На улице еще светло, солнцу не терпится вернуться на небо. Звезды виснут, готовые упасть, субботние свечи мелькают в окнах, из домов доносится застольное пение молитв… У дверей и ворот сидят хозяева и хозяйки. По переулку вниз, к мосту, гуляет молодежь… Дует легкий ветерок… Душа радуется…

По переулку, стороной, прогуливаются Матис и реб Иоханан — сват. Реб Иоханан — человек пожилой, хасид, вхож в почтенные дома… Ходит медленно, говорит негромко, с удовольствием, точно радуясь самому себе. И Матис, понурив голову, как ребенок, которому читают мораль, ходит за ним, стараясь не шагать чересчур быстро.