Люди и нелюди

— И в вещи тоже. — Улан крутанул второй ус. Привычка сия появилась у него после знакомства с одною вдовушкой, дамой сурьезных габаритов и намерений, каковой весьма и весьма оные усы по сердцу пришлись. — Однако найпервейшим делом мы осмотрим каждого пассажира… и пассажирку…

Он обвел людей взглядом, каковой сам полагал престрогим.

— …на предмет наличия хвоста.

Люди загомонили.

И пухленький господин в ночном колпаке сказал:

— Произвол!

Господин сей путешествовал не просто так, но по заданию редакции. А служил он в «Познаньской правде», солидном, не чета «Охальнику» и иным желтым листкам, издании, чем гордился немало. Правда, гордость сия мало утешала в командировке, каковую господин полагал едва ли не ссылкой, и ссылкой бессмысленною, ибо что может произойти на Серых землях? Он писал дорожные заметки, где с одинаковым рвением ругал что черствые пирожки, что железнодорожное управление…

— Произвол! — Неожиданно для самого господина, который, признаться, втайне властей побаивался, особенно в ситуациях, когда оные власти имели численный перевес, его поддержали: — Совершеннейший произвол!

Господин покосился на улана, коего эти восклицания впечатлили мало. Он гражданских недолюбливал огульно, не деля на сословия и возраст. Однако из всех нынешних его подопечных особо выделялся тощий студиозус в синих очочках.

А ведь ночь на дворе!

— Что вы собираетесь искать? — очень уж громко поинтересовалась панночка, которую пренеприятный типус держал за руку. — Хвост?

— Это розыгрыш? — подал голос военный, и улану разом захотелось сказать, что пан не ошибся, что оно и в самом деле розыгрыш… шутка дурная… вот только ведомство, за престранным этим распоряжением стоявшее, шутить не умело вовсе.

— Это приказ. — Улан вдруг ощутил свою никчемность.

И беспомощность.

И разом вспомнилось, что на границе он первый год и до сего дня собственно с границею не сталкивался, почитая то превеликим везением. А тут в серых глазах человека, явно из своих, которому бы уразуметь, что уланы — люди подневольные, он прочел, что после нонешней ночи его карьера претерпит некоторые изменения.

— Приказ, — повторил улан и ус крутанул, придавая себе же храбрости.

В конце концов, он же не просто так стоит, а на страже интересов родины, сколь бы престранными сии интересы ни выглядели на первый-то взгляд.

И нижние чины смотрят. Коль пойдет на попятную, в жизни не простят… будут сказывать, пока правдивая история в байку не превратится, которых по уланским-то полкам множество гуляет… а главное, опосля этакого позору только в отставку и подавать, поелику даже писари всерьез принимать не станут.

— Приказ! — рявкнул улан, дергая себя за второй ус.

— И как же вы собираетесь этот приказ исполнять? — еще громче поинтересовалась девка с косою.

Более она не казалась улану привлекательной, напротив, в ней он вдруг узрел воплощение всех былых опасений. А верно гадалка сказала, что сгинет он из-за бабы… Вот этой, любопытной, вопросами своими иных баламутящей…

— Обыкновенно… юбки подымете…

Охнула бледненькая девица, осев на руке офицера.

— Господа хорошие! — тотчас возопил студиозус и тощую грудь выпятил, сделавшись похожим на щуплого деревенского петушка, который только и гораздый, что орать. — Да что же это творится!

Господин вытащил из-под ночного колпака кристалл, который сдавил в руке. Матерьяльчик наклевывался прелюбопытный, не чета черствым пирожкам и хамству проводников. Это ж целый разворот занять можно будет.

Произвол властей.

Самоуправство… оскорбление чести и достоинства… тайная канцелярия охотится за простыми людьми… никто, обладающий хвостом, не может чувствовать себя в безопасности.

Строки статьи, которая принесет если не славу непримиримого борца за права простых граждан и демократические идеалы, то всяко достойный гонорар, что было в нынешних обстоятельствах куда важней.

— Доколе?! Я вас спрашиваю, доколе… — Студиозус воздел руку над головой, говорил он страстно, с вдохновением, и поневоле пассажиры, в большинстве своем скорее озадаченные, нежели возмущенные, прислушивались к его словам. — Мы будем терпеть унижения?

— Заткнись… — прошипел улан и шагнул было к студиозусу, который от этого малого движения поспешно отпрянул, оказавшись за спиной решительного вида девицы.

— Притеснения властей! И всякого, кто мнит себя властью! — из-за широких девичьих плеч выкрикнул студиозус. — Неужто и далее молча, безропотно, подобно овечьему стаду снесем мы этакий позор?!

— Да у меня приказ! — Улан, понимая, что добраться до студиозуса не выйдет — не драться же с девокою в самом-то деле, вытащил бумагу с печатью. — Проверить каждого! Без исключения!

— И проверять, сколь понимаю, вы собрались лично? — подала голос вдова, а кошак ее, приоткрыв левый глаз, протяжно мяукнул, верно, присоединялся к вопросу. В отличие от людей, он хвоста не скрывал и не стыдился.

— Н-ну… д-да… — Под взглядом женщины, которая была не просто женщиной, а офицерскою вдовой и офицерскою же тещей и ныне следовала до Журовиц, где квартировался полк зятя, улан окончательно смешался. — Так… кому ж еще…