– Подожди, дядька, одну минуту; все это знаю наизусть, что ты скажешь, и ты-то, конечно, будешь прав, а не Никифор, о котором тоже можно сказать, что это – из области подпольного бреда и никого не касается. Скажи ты мне одно: думал ты о детях и как решил, если это серьезно?
– На этот раз подумал, хотя те-то, идя за «царя и отечество», не думали об этом. Устрою. Есть подпольный союз – будет помогать до переворота. А потом – пенсия.
– Да что ты думаешь, я так и сдался; мне не в первый раз этим ведать… – Он запнулся и помрачнел.
– То есть… что это. Я не понял: о ком ты. Разве ты стрелял кого-нибудь?
– Ну да, стрелял!
– Я не знал. Ах, правда, у тебя что-то на Дальнем Востоке, помню, тебе не хотели дать солдатское жалованье, как инвалиду.
– Не то! Ну, да не важно!
– Ну да, не важно. Как же ты думаешь?
– Что ты входишь во вкус или…? Скажи прямо, Глеб: – не станешь поперек дороги? Стыдись! Ведь нас три головы, твоя одна: мы, может быть, чище втроем-то обмозговали. Как ты?
– Нет, не стану. Завтра уеду.
– Дядька, не имеешь права, – сверкнул <…>
Диалог
Лица диалога: