Люди ночи

Он поймал себя на том, что улыбается. Это не было намеренно или натужно. Его замутило.

Эллен привалилась к нему и обхватила обеими руками его запястье, вгоняя ногти в кожу.

– О-о-о, Джордж, – низко, с придыханием проговорила она, – думаешь, она согласится? Я уверена, она им дает. Могу поспорить, она для многих из них встает на коленочки.

Панки не то чтобы отступили. Хансард и Максвелл не то чтобы протиснулись мимо них. Произошло некое беспорядочное движение, и Хансард очнулся уже в конце аллеи. Он шел к машине довольно быстро, крепко держа Эллен за руку.

Он тут же отпустил ее. Они залезли в машину. В улочку Хансард не оборачивался. Он различил в зеркало заднего вида промельк черного, блик – возможно, что-то брошенное в машину, – но тем дело и кончилось.

– Простите, что втянул вас в такое, – сказал он, когда они выехали на шоссе.

– На самом деле это было не так уж опасно, – ответила Эллен. – Они не отморозки. Даже и не панки толком.

Она повернулась к нему, и Хансард глянул ей в лицо. Взгляд нее у нее был такой стальной, что он тут же отвернулся.

– Это вопрос, у кого первого сдадут нервы. Настоящих панков не проймешь, если не сблевать на них… хотя это следовало бы попробовать следующим. Но они были не настоящие панки, просто понтующиеся детки. Знаете песню? «Он с понтом из рабочих, но это фуфло, он папенькин сынок и просто трепло»[80].

– Я… не такой знаток уличной культуры.

– Вы отлично справились, – весело сказала она. – Если когда-нибудь еще решите провернуть такое, рассмотрите наручники.

– Э?

– Если на них ржавчина – не блефуйте.

– Ржавчина… о господи.

– Да-да, как увидите раны – уверуете[81]. – Эллен рассмеялась невероятно задорно.

У Хансарда заныло в груди.

– Прекратите, – сказал он, и она умолкла.

Мили через две она сказала:

– Если хотите, я вам спою. У нас в «Палимпсесте» были неплохие вещицы.

– У вас в…

– В моей группе, помните?

– Да. Да, спойте.

Она откинулась на сиденье.

Сияет полная лунаИз темных мертвых глаз.На горле рваная рана виднаИ кровь не запеклась…

«Что ж, сам напросился», – подумал Хансард.

Он выбирался на торный путьИ был в этот миг убит.Он бежал, словно смертьгналась по пятам,Но смерть быстрее бежит…

– Вообще-то для припева мне нужно больше голосов, но он вот такой, – сказала она.

Сестра, сестра, огонь зажги,Брат, ружье заряди,Разбудите всех сильных и молодых,Кровавый труд впереди.На перекрестке ждите меня,Собак пустите на след.

В полнолуние должен быть зверь убит,Пока не наступит рассвет!

– Очень жизнеутверждающе, – сказал Хансард, однако напряжение отчасти спало. Возможно, это было связано с кровавой жестокостью стихов, а может, с драматическим катарсисом.

– Слышали бы вы, что мы пели позже… У нас была «Песня чумного года».

– Извините. У вас очень хороший голос.

Нет, дело было не в словах, а в звуке ее голоса, голоса женщины, которая поет оттого, что любит петь.

– Мы, кажется, очень часто друг перед другом извиняемся.

– Да. Какая альтернатива?

– Хотела бы я знать, – отрешенно проговорила она, потом спросила: – Какие у нас дальнейшие планы?

– Я хотел бы узнать, что в письме Уолсингема.

– Вы знакомы с Эдвардом Четвиндом?

– Практически нет. А вы?

– Ровно настолько, чтобы знать: вам предстоит нелегкая работа. – Она оглянулась. – Если теплым приемом в библиотеке вы обязаны ему… то…

– Хм, – протянул Хансард и стукнул кулаком по баранке. – Я знаю, кто мог видеть письмо. Клод Бак.

Максвелл изумленно открыла рот.

– Клод Бак, автор «Рапиры Конингема»?

– Правильно говорить: Клод Бак, автор «Рапиры Конингема», которая пятнадцать недель была в списках бестселлеров и по которой сейчас снимают грандиозную киноленту. – Хансард рассмеялся чересчур громко, но радуясь, что смеется. – До того как к нему пришел писательский успех, он был историком. Мы вместе учились.

«И не Аллан нас познакомил, – подумал Хансард. – Хорошо, что хоть какие-то части его жизни не напоминают о смерти».

Они остановились в пабе в нескольких милях от Лондона. После чашечки кофе и корнуолльского пирога они вместе втиснулись в телефонную будку. Максвелл вставила в щель зеленую телефонную карточку, Хансард узнал в справочной службе номер и набрал его.

– Алло.

– Клод? Николас Хансард.

– Отлично! Ты давно задолжал мне ответный визит. Ты в Лондоне?

– Провожу тут кое-какие исследования, – сказал Хансард. – Собственно, поэтому я и звоню. Мне нужна помощь. Ты видел Скинские бумаги?

– О, так ты тоже ими занялся? Любопытные документы. Да, я их видел. Подозреваю, что я единственный символический американец, которому их показали.

– Я бы хотел их с тобой обсудить.

– Ладно, отлично, но ты же понимаешь, что мы отметим твой приезд?

– Конечно. Буду очень рад.