Люди с чистой совестью

Через несколько минут я услыхал в расположении беженцев из гетто команду его: «Становись!» Движимый любопытством, я подошел поближе.

Серия бомб, положенных немецкими летчиками, взрывной волной вырвала «под шнурочек» кусты, образовав длинную поляну. На ней в две шеренги было построено это довольно странное воинство. На правом фланге стояли древние старики в длинных лапсердаках. Позади — во второй шеренге — женщины. Некоторые держали за руки старших детишек. А на левом фланге — девчата. Вдоль фронта взад и вперед ходил старый командир, за голову которого фашисты обещали пятьдесят тысяч золотом, и, обращаясь то к одному, то к другому, спокойно и вразумительно говорил. Иногда он тыкал палкой в землю или показывал вверх, в небо. Люди внимательно и удивленно слушали его.

— …Вы слухайте, что я вам кажу. Это же не сопляк какой с вами разговаривает. Вот гляньте…

Он снял шапку, и пробившееся сквозь ветви солнце осветило лысину.

— Я поседел и полысел на войне. Кое-чего видел. И смерти в жизни своей насмотрелся — во, по самое горло. Так что можете положиться. Самый главный закон на войне — никогда не сигай от нее. Смело иди навстречу. Она тоже пугливая, смелых не берет. А самолет — это же дело немудреное. Чего тут от него бегать? Ляжь — и лежи. Еще платочки всякие квитчастые, и юбочки, и тому подобное прикрыть надо. Как прикрыть? А очень просто. Веточку отломай и накройся.

Ковпак оторвал висевшую на одной кожуре перерубленную осколком ветку орешника и, подойдя к крайней девушке, взял ее за руку, отвел в сторону и поставил перед шеренгой.

— А вот теперь глядите. — Он дал ей в руки ветку.

Девушка взяла кривую, еще свежую ветвь и закрылась ею. По шеренге, недавно в паническом ужасе метавшейся по лесу, прошел шепот удивления и восторга. В рядах молодежи послышался смешок. Древние правофланговые евреи утвердительно и серьезно закивали бородатыми головами. Ковпак махнул рукой девушке.

— На левый фланг! — И она с веткой в руках побежала на свое место.

Победно оглядывая своих подчиненных, командир кинул свое любимое словцо: «Поняв? Ну, то-то». Затем снова пошел вдоль шеренги. Посмотрел на нее неодобрительно, подумал, опять пошел к правому флангу.

— Теперь вот какой у меня будет серьезный разговор. Мы люди военные. Идем на важные дела. Хоть жалко мне вас, а всех принять в отряд не могу. Каждый сам по себе пусть взвесит свои силы, примерится к этой военной жизни: по плечу она ему или нет. Решайте сами. Вот вам так прямо, по-честному, и ставлю вопрос. Кто хочет и может носить оружие — оставайся. Кто фашистов ненавидит — оставайся! Кто смерти не боится и жизнь свою за отечество положить готов — оставайся! А кому не по силам или не по нутру это дело — не ходи с нами, так прямо и говорю — не ходи! Сейчас мы поможем всем оставшимся — разошлем по селам, у народа вас приютим. Харчей оставим. Но если в отряд поступишь, присягу приймешь и тогда не выдержишь — на нас чтобы не был в обиде. У нас суд один для всех, кто бы ты ни был — русский или украинец, татарин чи еврей. Вот такой уговор! До вечера думайте. Посоветуйтесь со стариками. Перед вечером я к вам командиров пришлю. А теперь — р-ра-зойдись!

И, повернувшись по-военному, Ковпак быстро зашагал к штабу. Шеренга рассыпалась.

А в штабе обсуждались другие дела. Несмотря на бомбежку немецких самолетов, мы все же решили не уходить сегодня из этого леса, а лишь передвинуться километра на два-три в сторону.

— Сменить место стоянки, — приказал комиссар Базыме.

— Правильно! — поддержал его Ковпак. — Большой марш не вытянем. Мешает грязь. Люди заморились. Запутаем след — и хватит.

22

Мы стояли на Збруче еще два дня. Накрапывал мелкий дождик. Рваные низкие тучи ветром относило на восток.

В полуденные часы облака поднимались выше. На миг выглядывало солнце. И, сразу вырвавшись из небесных окон, сваливались на лес немецкие самолеты. Они рыскали вдоль Збруча, шарили по опушке леса, снижались в узкую долину и с воем уходили ввысь, пикируя на Збруч. Издалека доносились глухие разрывы бомб и отдельные очереди пулеметов.

— Значит, немцы знают о нашем пребывании на Збруче, но не могут нащупать точное место лагеря, — слышал я разговоры в ротах.

— Не так-то легко обнаружить. Все-таки лес наш дружок, а не германа.

Народ повеселел.

После первой бомбежки бойцы без команды находили себе хорошие маски. Отряд вмуровался в лесную зелень, и хотя летчики наверняка знали, что где-то здесь скрываются ненавистные партизаны, но «близок локоть, да не укусишь». Фашисты попусту тратили бензин и бомбы.

На третий день тучи исчезли. К полудню листва деревьев и кустов высохла и ярко зеленела, омытая дождями. Лишь в тени желтела липкая глинистая грязь, размешанная колесами.