Люди с чистой совестью

Бодрствовала только разведка. Никто не удивлялся, откуда берутся силы у разведчиков. Им даже многие завидовали. Несмотря на повышенную нагрузку и смертельную опасность, разведчикам все же везло. В поисках нет-нет да и встретят они чабана, выпросят у него кусок сухой брынзы. А более шустрые добывали молока или хлеба. Правда, часто вместо хлеба из хат раздавались очереди немецких автоматов. Иногда и падали разведчики.

В эти дни люди больше всего боялись ранения. На Синичке было шесть случаев, когда раненые, обезумев от боли и видя, каких усилий и труда стоит товарищам нести их, покончили с собой.

И все же разведка действовала. Не так безотказно, как мы к этому привыкли, но все же она давала нужные сведения.

В этот день, впервые в Карпатских горах, дала связь наша рация. Старший радист Божченко сиял. Но хотя сеанс продолжался более трех часов и все радисты работали, что называется, до седьмого пота, удалось принять только обрывки одной радиограммы.

Ковпак взял из рук Божченко листок бумаги, на котором были написаны какие-то обрывки фраз. Точки, слоги, отдельные слова, опять точки. Повертев его в руках, он протянул комиссару. Я заглянул в листок через плечо Семена Васильевича. Там значилось: «Поздравляю выполне… ания… меры… помощи… учтите… детали… не хватает ночи… сентября…»

Только подпись была ясной: «Хрущев». Наконец радиограмму расшифровали, вернее, сочинили наново. Может быть, не так, как она была послана, а по-своему. Но расшифровали.

Это было радостное сообщение. Руководитель большевиков Украины поздравлял нас с выполнением задания.

Но и предупреждал: помощь нам может быть оказана только через месяц, когда ночи станут длиннее.

К вечеру радисты принесли вторую радиограмму. В ней давалось командованию право действовать по своему усмотрению, сообразно обстановке. Мы перенеслись мысленно за тысячу шестьсот километров, в Москву. Стоило только возобновиться искре связи, Хрущев, получив первое донесение от Ковпака, сразу дал ответ. Значит, там волновались за нас. Конечно, ни тогдашние наши военные познания, ни необходимость сохранения военной тайны не позволили знать во всех деталях о грандиозной задаче, поставленной товарищем Сталиным перед партизанами, и о той роли, какую играл в этом плане наш Карпатский рейд. Недаром во время встречи с партизанскими командирами товарищ Сталин назвал нас — «второй фронт». Теперь, в 1943 году, этот фронт вступил в полную силу. От Ленинграда до Смоленска, в Белоруссии и на Украине действовали в тылу врага партизанские отряды, диверсионные группы, бригады, батальоны, полки. Сотни тысяч патриотов били фашистов на оккупированной земле «автоматом и винтовкой, топором и камнем, колом и ломом», как говорилось в партизанской присяге. Мы еще не знали тогда, что именно Карпатским рейдом Ковпака, так же как и Винницким рейдом Мельника, Ковельским рейдом Федорова, рейдом Капусты под Гродно, Главнокомандование расширяло на пятьсот — шестьсот километров к югу и углубляло на столько же к западу этот советский второй фронт. Много было партизанских отрядов в лесной полосе Припятского бассейна. Враг бросал на компактные массы партизанских районов и краев регулярные войска. Этим он надеялся если не уничтожить, то во всяком случае локализовать активные наступательные действия партизан.

Командование советских партизан учло и это. Одним из результатов пребывания товарища Демьяна в партизанском крае было рассредоточение партизанских сил из Сабуровской базы. Этим самым наносились чувствительные удары по гитлеровскому тылу как раз в тех местах, где еще до сих пор не ступала нога советского партизана и не стрекотал, как весенний жаворонок победы, его автомат.

Как бы ни было трудно людям в эти дни, их ни на минуту не покидало чувство гордости за выполнение порученного им дела. Часто на Карпатах вспоминали они прошедшие в огне жестокой борьбы два военных года и путь своего отряда, предводительствуемого опытными командирами.

Отряд был Путивльским, районного масштаба. Степные условия, размах партизанской борьбы, особенно после разгрома немцев под Москвой, заставили Ковпака выйти за рамки района, рейдировать по Сумщине в Брянские леса. Но никогда он не забывал наведываться в родной Путивль. Тянуло в родные места. Это был первый год войны.

Но только тогда, когда отряд стал выполнять задачи, поставленные ему товарищем Сталиным, его действия получили государственный размах и значение. Отряд стал действовать по указанию Верховного Главнокомандующего. Уже не просто бить врага, а бить его там, где это нужно партии, командованию, — вот в чем дело. И сознание этой целеустремленности, близости к вождю повышало ответственность любого командира, любого партизана. Они теперь были партизанами в самом высоком смысле этого слова, они действовали по прямым указаниям партии большевиков, своими подвигами помогая выполнять приказы товарища Сталина. Это была гордость и великая ответственность партизан. И это спасало нас в самые трудные минуты, вселяло веру в свои силы в самом, казалось бы, безвыходном положении.