Люди с платформы №5

Эмми подумала о том, что рядом с Санджеем она всегда ощущала радость и покой. Могло ли это стать отправной точкой для чего-то большего? Девушка вспомнила, как огорчилась, не увидев его на платформе Нью-Малдена. Санджей был единственным, с кем ей по-настоящему хотелось проводить время. Следом понеслись другие мысли. О том, какой он симпатичный. Эмми пришло на память, как у нее внезапно перехватило дыхание, когда несколько недель тому назад она увидела полоску его загорелого мускулистого живота. Вспомнилась неоправданная ревность, когда она подумала, что Санджей с кем-то встречается. А как здорово он помог ей справиться с паникой, вызванной назойливыми звонками Тоби. Из всех ее знакомых только он один помнил наизусть все элементы таблицы Менделеева и любил романы Дафны Дюморье.

Возможно, в их отношениях уже было что-то большее, только сама Эмми этого не замечала. Она слишком много внимания уделяла тому, чтобы оглядываться назад, на свою разбитую жизнь, и не видела того, кто все это время находился рядом. Доброго, заботливого и такого неотразимо привлекательного Санджея.

Но могла ли Эмми доверять собственной интуиции, когда та не уберегла ее от отношений с Тоби, едва не окончившихся катастрофой? Вряд ли. Однако она вполне могла доверять Айоне, чей палец настойчиво подвигал ей одну из карточек, недвусмысленно требуя выбрать именно этот ответ.

Эмми потянулась было к картонке, но в этот момент вспомнила новое незыблемое правило своей жизни: «Отныне — никаких мужчин». Ну и как поступить?

Она многому научилась у Айоны, а потому сейчас воспользовалась девизом этой удивительной женщины: «Правила нужны для того, чтобы их нарушать».

Эмми наклонилась и взяла картонку с надписью «ДА».

МАРТА

Порою Марте было нелегко помнить, что мистер Сандерс — это на самом деле Пирс. Во время школьных собраний в актовом зале, когда на сцене рассаживался весь преподавательский состав, он в своих «воспитательских» вельветовых брюках и бордовом шерстяном джемпере из магазина «Маркс энд Спенсер» удивительно органично смотрелся среди остальных учителей-мужчин. Ей не верилось, что когда-то он носил костюмы, сшитые на заказ, и вел себя нагло и высокомерно. На того Пирса, точнее, на его навороченный ноутбук ее вытошнило в вагоне поезда. Тогдашний Пирс имел обыкновение нарочито громко разговаривать по мобильному телефону и занимал куда больше пространства, чем обыкновенный пассажир. Казалось, даже кислород из воздуха он стремился забрать себе… Сейчас он набирался педагогического опыта, готовясь примкнуть к небольшой группе учителей, которые умели обходиться без излишней строгости и в то же время не позволяли учащимся садиться себе на голову.

Циркулировали слухи, что мистер Сандерс положил глаз на мисс Коупленд, учительницу рисования и лепки. Их видели выходящими вместе из кладовой, где хранились материалы для ее уроков. Марта в подобных пересудах не участвовала. Она сама слишком долго пробыла в положении жертвы сплетен и потому не верила всему, что слышала. Возможно, Пирсу просто зачем-то понадобилась глина. Или двусторонний скотч.

На выходе из зала Марту отозвал в сторону мистер Брэйден, преподаватель сценического искусства.

— Марта, — начал он. Лицо мистера Брэйдена было совершенно непроницаемым, а потому девочка не знала, ждать ей беды или нет. Наверное, после стольких лет работы в школе человек способен полностью подчинять себе движения лицевых мышц. Особенно если он преподает сценическое искусство, где такое умение обязательно. — У меня есть письмо для тебя и твоих родителей. Когда ты обсудишь с ними его содержание, дай мне знать о принятом решении. — Он подал ей тонкий конверт и растворился в толпе прежде, чем Марта успела расспросить о подробностях.

Письмо она не открывала вплоть до самого обеденного перерыва, хотя оно угрожало прожечь дыру в ее школьном рюкзаке, словно было радиоактивным. Но Марта все утро стойко таскала конверт нераспечатанным, дожидаясь встречи с Ааденом. Она почему-то чувствовала, что не должна читать это послание в одиночку.

Когда она появилась в школьной столовой, там уже было людно. Марта прошла мимо дальних столиков, за которыми ели изгои и лузеры (она до сих пор относилась к ним сочувственно), и направилась в центр, к столику Аадена.

Несколько месяцев назад она не осмелилась бы сесть там. Это было бы нарушением всех неписаных правил, которые установили соперничающие между собой шкальные группировки. Нет, сама Марта за это время практически не изменилась. Она оставалась все такой же тощей, угловатой и застенчивой девицей, не умеющей на лету усвоить новейшие жаргонные словечки, по-прежнему одевающейся не так и не идолизирующей «правильных» звезд. Но благодаря какой-то непостижимой алхимии все то, что прежде воспринималось в ней как странности, превратилось в индивидуальность.

— Привет, Марта! — Ааден подвинулся, освобождая ей место. — Я по тебе соскучился!