Люди сороковых годов

- Что же, ты подманивал арестанток? - спросил Вихров арестанта.

- Да так, ваше благородие, пошутил раз как-то, - отвечал тот.

- Да, пошутил! Отчего же Катька-то в таком теперь положении?

- Я ничего того не знаю.

- Кто же знает-то - я, что ли?

- Да, может, и вы; я неизвестен в том.

- Как же я? Ах ты, подлец этакой!.. Вот, ваше высокородие, как они разговаривают! - жаловался смотритель Вихрову, но тот в это время все свое внимание обратил на моложавого, седого арестанта.

- Ты за что посажен? - обратился он к нему, наконец, с вопросом.

- За покражу церковных вещей-с, - отвечал тот.

- Что же такое он вам грубил? - обратился Вихров к смотрителю.

- Да тоже вон голубей-то не давал, - отвечал тот.

- И больше ничего?

- Больше ничего-с.

- Отчего ты такой седой - который тебе год? - спросил Вихров арестанта.

- Двадцать пять всего-с. Я в одну ночь поседел.

- Как так?

- Так-с! Испугался очень, укравши эти самые вещи.

- Но как же ты украл их?

У парня при этом как-то лицо все подернуло и задрожали губы.

- Я-с, - начал он каким-то отрывистым голосом, - за всенощную пришел-с и спрятался там вверху на этих палатцах-то, что ли, как они там называются?

- На хорах.

- Да-с!.. Священники-то как ушли, меня в церкви-то они и заперли-с, а у спасителя перед иконой лампадка горела; я пошел - сначала три камешка отковырнул у богородицы, потом сосуды-то взял-с, крест, потом и ризу с Николая угодника, золотая была, взял все это на палатцы-то и унес, гляжу-с, все местные-то иконы и выходят из мест-то своих и по церкви-то идут ко мне. Я стал кричать, никто меня не слышит, а они ходят тут-с! "Подай, говорят, подай нам наше добро!" Я хочу им подать, а у меня руки-то не действуют. Потом словно гроб какой показался мне.

- Какой гроб?

- Не знаю-с. Меня поутру, как священники-то пришли служить, замертво почесть подняли, со всеми этими поличными моими вещами, и прямо же тогда в острог, в лазарет, и привезли.

- С этого времени ты поседел?

- С этого самого разу-с, - отвечал малый.

В числе арестантов Вихров увидел и своего подсудимого Парфена, который стоял, как-то робко потупя глаза, и, видимо, держал себя, как человек, находящийся в непривычном ему обществе.

Вихров довольно отрывисто и довольно нескладно сказал арестантам, чтобы они не буянили и слушались смотрителя, а что в противном случае они будут наказаны.

- Мы слушаемся, ваше благородие, - отвечало несколько голосов, но насмешливый оттенок явно слышался в тоне их голоса.

Чтобы дать такое же наставление и женщинам, Вихров, по просьбе смотрителя, спустился в женское отделение.

- Вы к окнам не смейте подходить, когда арестанты на дворе гуляют! сказал он арестанткам.

- Нам зачем подходить - пошто! - отвечала одна старуха.

- Вот это самая Катюшка-то и есть! - сказал потихоньку смотритель, показывая Вихрову на одну довольно еще молодую женщину, сидевшую в темном углу.

Вихров подошел к ней. Арестантка встала.

- Давно ли ты содержишься в остроге? - спросил Вихров, осматривая ее круглый стан.

- Полтора года-с, - отвечала арестантка.

- Но как же ты очутилась в таком положении?

- Да что кому за дело до того? - отвечала арестантка.

- Да дело-то не до тебя, а до порядков в остроге.

- Мы не в одном остроге сидим, а нас и по улицам водят, - отвечала арестантка.

- Да, но вас водят с конвоем.

- А конвойные-то разве святые?

- Кто же такой именно этот конвойный?

- Я не знаю-с!.. Солдат - известно!.. Разве сказывают они, как им клички-то, - отвечала довольно бойко арестантка, видно, заранее уже наученная и приготовленная, как говорить ей насчет этого предмета.

Вихров пошел из острога. Все, что он видел там, его поразило и удивило. Он прежде всякий острог представлял себе в гораздо более мрачном виде, да и самые арестанты показались ему вовсе не закоренелыми злодеями, а скорей какими-то шалунами, повесами.

- Скажите, отчего эти два арестанта называют себя не помнящими родства? - спросил он провожавшего его смотрителя.

- Солдаты, надо быть, беглые, - отвечал тот, - ну, и думают, что "пусть уж лучше, говорят, плетьми отжарят и на поселение сошлют, чем сквозь зеленую-то улицу гулять!"

IX

СЕЛО УЧНЯ

Село Учня стояло в страшной глуши. Ехать к нему надобно было тридцативерстным песчаным волоком, который начался верст через пять по выезде из города, и сразу же пошли по сторонам вековые сосны, ели, березы, пихты, - и хоть всего еще был май месяц, но уже целые уймы комаров огромной величины садились на лошадей и ездоков. Вихров сначала не обращал на них большого внимания, но они так стали больно кусаться, что сейчас же после укуса их на лице и на руках выскакивали прыщи.

- Вы, барин, курите побольше, а то ведь эти пискуны-то совсем съедят! сказал, обертываясь к нему, исправнический кучер, уже весь искусанный комарами и беспрестанно смахивавший кнутом целые стаи их, облипавшие бедных лошадей, которые только вздрагивали от этого в разных местах телом и все порывались скорей бежать.

- И ты кури! - сказал Вихров, закуривая трубку.