Люди в летней ночи

День уже склонялся к вечеру. Куста опять лежал на кровати, а Силья сидела у окна. Мокрая отцовская одежда висела возле плиты, ботинки Сильи лежали подметками кверху у печи. Разговора между отцом и дочкой не было. Но лишь теперь Силья чувствовала себя по-настоящему неловко — и не только из-за случившегося на озере. Бесконечно далеким стал полдень, когда она читала Псалтырь. И мужчина, который сопел на кровати, был теперь совсем другим, не тем, кто дал ей прочесть историю разрушения Иерусалима. Этот, другой, таскал ее за волосы и потом говорил об этом соседской хозяйке как о каком-то чуде. И опять девочка невольно заметила, что видит только подбородок спящего отца, ноздри и надбровные дуги.

Падение в воду вроде бы не вызвало у Кусты никакой болезни — на другой день он занимался своими обычными делами и послал Силью отнести старой соседке бутылку из-под камфарного спирта. Но та непривычная для него чувствительность, появившись у него после всего случившегося, похоже, осталась. В последующие дни он с волнением говорил каждому, с кем доводилось встречаться, как он был до того потрясен, что даже «схватил девчонку за волосы». В конце концов эта история стала вызывать у Сильи улыбку, и тогда отец, казалось, был этим странно счастлив.

Затем наступила та весна, когда Силье пришла пора пройти конфирмационную школу. От избы Кусты до церкви было километров десять, так что пришлось подыскать там в деревне дочке жилье, чтобы она могла оставаться ночевать в будни. В домах деревни ночевали и другие такие же девочки. Вечерами они появлялись стайками на мосту и на пристани и не пропускали мимо ушей неуклюжие выкрики мальчишек-сверстников и парней постарше и громкие взрывы смеха. Некоторых девчонок уже заметно тянуло ко всему такому. И они отвечали парням тем же манером. Даже у самых застенчивых сильнее прорезались в мыслях такие вещи, о которых до сих пор у них были лишь неясные предчувствия. Они уже превращались в девушек. Даже здесь, в церкви и возле нее, с каждым днем все более ощущалось неотвратимое наступление лета, и это лето должно было стать первым летом их самостоятельности, а кое-кому из них суждено было и осознать уже свое, женское, предназначение в этом мире.

Но в субботу после полудня эти девушки со счастливым видом шагали по всем дорогам, ведущим из церковного села, чтобы провести дома конец недели. На развилках дорог, прежде чем расстаться, они еще останавливались на минутку, продолжая разговор и забавно напоминая этим взрослых женщин.

Парни из конфирмационной школы расставались на развилках дороги совсем по-иному, живущие в разных концах волости грубо кричали друг другу обидные словечки, бросались камнями, а иной раз, случалось, пускали в ход и кулаки, и тогда текла из носа кровь у того, кто в дни учебы слишком задирал его на переменах во дворе церкви или вечерами во время прогулок по деревне. Драться прямо в школе или деревне не решались, опасаясь пастора или полицейского.

Но девушки шагали по дороге, как им и подобает. Некоторые хозяева из отдаленных мест подгадывали свои дела так, чтобы поехать в церковную деревню именно в субботу, и тогда иная дочь возвращалась домой, сидя в линейке рядом со своим массивным папашей. Слышны были прощальные восклицания девушек, и уходивших домой пешком, и уезжавшей, но они были веселы и учтивы. И казалось, лучи послеполуденного солнца радостно играли в блеске глаз и в сверкающих улыбках.

По одной из дорог шагала домой и Силья Салмелус. Сначала втроем с двумя другими девушками, потом вдвоем, пока не осталась на последнем отрезке пути одна. Отец мог видеть, как она приближается. Он стоял среди кучи щепок и колол дрова для сауны. Силья бросила на отца открытый взгляд и прошла мимо него в избу, не сказав ни слова в знак приветствия. Удары топора Кусты отдавались эхом, и с треском раскалывались поленья, был прекрасный субботний вечер начала лета. Силья, переодевшись в домашнее, вышла из избы и спросила, что ей делать, хотя и сама прекрасно знала это.

— Отнеси только дрова и растопи, быстрее сможем пойти в сауну, — сказал Куста.

Так их голоса поприветствовали друг друга. И обычные занятия субботнего вечера выполнялись с приятной легкостью отцом и дочерью, которых сближало взаимное теплое чувство. Глубокое ощущение счастья очистилось в течение этого лета от деталей и взглядов — несущественных или же таких, которые даже были помехой.