Люди в летней ночи

Оттуда-то и приближается сегодня в предвечернюю пору праздничного дня к месту, куда причалили плоты, коновод при собственной лошади на этом сплаве — Юкка Меттяля. Сплавщики-то полагали, что он отлучался к себе домой, на далекий хутор, но он там не был — на сей раз он не стал одолевать этот путь. Он побывал где-то в ином месте и теперь возвращался, чертыхаясь, медленно ступая по проторенной телегами лесной дороге, но совершенно запущенной, потому что ездили по ней крайне редко. Стояло самое сухое время года, но дорога шла там и сям через сырые даже теперь низины, где видны были отпечатки коровьих копыт, а от луж шла приторная вонь. Но в этой вони прекрасно чувствовали себя какие-то маленькие, красивые легкие бабочки. Они там трепетали своими крылышками. И вдоль дороги в том месте выступали из мягкого сумрака кущи раскидистых папоротников, напоминающих веерные пальмы. На ногах Юкки Меттяля были пьексы с высокими голенищами, заплатанные во многих местах и испачканные дегтем, к ним пристала болотная тина, она оставалась на них еще и два дня спустя, когда эти пьексы стаскивали с его одеревеневших ног… Сейчас он был слегка пьян и потому не мог как следует — да и не хотел — сдерживать неуместные проявления куража и куражился даже нарочито. И при этом равномерное его ворчание бурно вскипало бранью.

Юкка присел было на рыхлую кочку, которая тут же провалилась, и он почти упал на спину. Застыв на мгновение в неудобной позе, он уставился на какой-то извилистый корявый можжевельник с немногочисленными ветками и невольно вспомнил, что, уйдя со сплава, не сходил домой. Ему казалось, будто Сантра спокойно и холодно глядит на него откуда-то… Раздражало, что это дело все время всплывало в памяти. — Иди же, Юкка! Хеппули-пеппули!

6

В случайном месте на краю двора смирно стоит авто, все линии которого подчеркивают его марку, как бы защищают честь его расы. Оно стоит там уже со вчерашнего, субботнего, вечера — попав вот так во двор на травку, авто обычно имеет время постоять там, среди старых построек, сутки или двое.

Машина кажется мощной сама по себе, потому что в облике такой «кареты» есть еще нечто удивительное — сочетание силы и грациозности, как у ласточки: даже самый буйный ночной бродяга не посмеет повредить его. Днем же, особенно праздным, воскресным, можно и приблизиться к машине, и полюбопытствовать. Особый, присущий автомобилю запах богатства распространяется вокруг него в сухом воздухе; тепло поблескивающая поверхность металла, мягкие сиденья, бензин, и масло, и смазка — все они вместе дают столь благородное сочетание запахов, что простой деревенский человек не может и представить себя владельцем вещи, пахнущей так… Поэтому деревенский житель с таким смирным, немного благоговейным выражением убивает время, обходя пустую «карету», владелец-водитель которой сейчас там, в доме или, возможно, гуляет где-то на природе. Любопытствующий бедняк впадает в еще более благоговейное настроение, если у него есть какое-то представление о стоимости этого лимузина, сравнительно с другими, и если авто действительно одно из самых значительных по размеру и знаменитых по марке… Но вот этот ничтожный зритель уже подался прочь со двора Телиранты и спустился по береговому откосу в лодку.

Там его встречают другие запахи, и он наверняка втайне наслаждается ими, хотя сам и не признает это наслаждением. Там пахнет озером — то есть чем-то непонятным, происхождения этого запаха не знает никто, разумеется, отдельно ощущается запах прибрежных зарослей, исконный запах смолы в лодке и совсем особенная смесь запахов деревянного дна лодки и свежей рыбы, которая никогда не покидает удачливую лодку… Эти запахи — собственность бедного гребца, трогавшего во дворе усадьбы Телиранта ручки прочно запертых дверок машины и севшего затем вновь в свою лодку и принявшегося не спеша грести.

Один такой гребец увидел лодку сплавщиков и наблюдает за ней просто из любопытства, она приближается от самого дальнего плота и, похоже, направляется в Телиранту. Скорость у нее довольно приличная: две пары весел ударяют в такт, четыре уключины поскрипывают всегда враз. Это плотогоны отправились в Телиранту за молоком. Разве уже время дойки? Неужто я пробыл там так долго? Похоже на то… Над крутым береговым откосом, над высокой рожью — уже явные краски вечера, хотя солнце, если смотреть отсюда, снизу, с воды, точно на линии верхушек колосьев.

Много чего видит со своего места одинокий гребец. От Телиранты в сторону леса простираются открытые поля, которые пересекает тянущаяся к углу хибарки на дальних землях узкая, проложенная колесами телег глинистая дорога, сухая в это время и с цветами по краям; колеи выделяются настолько, что почти видны даже невооруженным глазом с озера. И ясно видны идущие каждый по своей стороне дороги двое — женщина в летнем цветастом платье, молодая и грациозная, гребец даже знает, кто это, и мужчина, молодой и крупный, наверняка как-то связанный с тем воцарившимся во дворе Телиранты длинным, черным лимузином…