Людовик IX Святой

Жизнь Людовика Святого (и Франции) протекает в границах христианского мира[50]. Он — суверен первой и один из глав второго, известное место в котором принадлежит и его королевству. Между этими двумя сферами нет и не ощущается никакого противоречия. В ХIII веке бытовало представление о сплочении Западной Европы вокруг христианской религии. Обычно оно выражалось понятиями «христианский народ» (populus christianus), или «христианское государство» (respublica christiana

), или даже «христианский мир» (orbis christianus). Но использовалось и понятие «христианство» (Christianitas); оно встречается около 1040 года в старофранцузской «Песни об Алексее» (Chanson d’Alexis

). Однажды епископ Ги Осерский, выступая от лица прелатов Французского королевства, обратился к озадаченному Людовику Святому: «Сир, архиепископы и епископы, присутствующие здесь, поручили мне сказать Вам, что христианство (cretientes) приходит в упадок и ускользает из Ваших рук»[51]. Открывая в 1245 году I Лионский собор, Иннокентий IV дал определение христианскому миру, указав на его врагов: дерзость сарацин, раскол греков и кровожадность татар[52]

. Этот христианский мир, духовная республика, имеет и пространственные очертания. Иннокентий IV собирался закрыть перед монголами «врата христианского мира» (januae christianitatis) и выставить против них три государства: Польшу, Литву и Галицко-Волынскую Русь[53]. Впрочем, христианам предоставляется выбор (и это один из самых спорных, зачастую подспудных вопросов века Людовика Святого): защищать Святую землю, то есть участвовать в крестовом походе, или оборонять Европу, а значит, служить делу христианизации языческих народов Восточной Европы: литовцев, пруссов, а южнее — угрожавших Венгрии куманов. Будет ли граница католического христианского мира, как и прежде, проходить по Иордану или по Днепру? Похоже, Людовик Святой, не колеблясь, дал ответ, оставшийся неизменным с 1095 года, когда в Клермоне Урбан II провозгласил Первый крестовый поход.

К полному расцвету

Между тем христианский мир склонен замкнуться на Европе. Дух крестовых походов угасает. Причину такой перемены следует искать в самом процветании Запада. Благоденствие породило приток христиан на Восток, и то же благоденствие вызвало их отток в Европу. В конце XI века быстрый демографический рост привел к тому, что христианскому миру стало тесно в Европе, и этот мир, где младших лишали земель, жен и власти, не останавливался перед применением насилия. Первую волну дикого феодализма нельзя было сдержать мирным путем. Церковь обратила ее против мусульман, и поскольку испанской Реконкисты было недостаточно, чтобы поглотить избыток населения, притязаний и энергии латинян, то эти силы двинулись на Восток. Но в середине XIII века процветание Западной Европы достигло своего апогея. Распашка нови и «аграрная революция» помогли справиться с голодом. Голодных лет Западная Европа больше не знала.

Развитие сельского хозяйства ускорило и социальные процессы. И хотя сеньориальная система крепко держала людей, процесс освобождения от личной зависимости набирал силу. И пусть даже городской воздух и не делал таким уж свободным, как то утверждала немецкая поговорка[54], все же урбанистический взрыв собирал людей в городах, оживлял ремесло и торговлю, в том числе и дальнюю; совершенствовалось текстильное производство, велось (и быстро) строительство, причем вместо дерева все больше использовался камень. Стремительно возрастала роль денег в торговом обмене, чеканились монеты высокого достоинства: серебряные «гро». Тринадцатое столетие — время, когда возобновилась чеканка золотых, прекратившаяся в Западной Европе еще при Карле Великом. Людовик Святой — первый французский король, отчеканивший в 1226 году золотую монету экю. Процветание заставляло сеньоров даровать свободу и пресекать насилие. Учение, согласно которому война могла быть только праведной и вестись в строго определенные периоды, превратило умозрительный мир в реальность. Наряду с вдовами и сиротами теперь надлежало защищать и купцов, а поскольку новое общество порождало немало бедняков, то надо было заботиться и о них: росло число госпиталей и лепрозориев — последние являли собой нечто среднее между приютом и тюрьмой. Действуя заодно с Церковью, братствами и корпорациями, зарождавшееся государство жило предвкушением «государства всеобщего благоденствия» (Welfare State). В этом отношении Людовику Святому не было равных.