Людовик XI. Ремесло короля

В конечном итоге Людовик XI смирился с мыслью, о дележе и созвал представителей обоих лагерей в Монлюэль, в трех лье к северо-востоку от Лиона. Женевцы прислали туда большое посольство, по меньшей мере двадцать пять человек — нотаблей, законников и купцов. Открывшись в апреле 1477 года под председательством Гильома де Вари, который лично справлялся о мнении иностранцев, в частности флорентийцев, поселившихся в Лионе, совещание в Монлюэле тянулось без конца. Соглашения удалось достичь только в июле, когда договорились проводить по две ярмарки в год в каждом из городов и в несовпадающее время. Лионцы заявили о своем неудовольствии, подчеркивая, что сократить количество ярмарок до двух значило желать их смерти; две другие необходимы, поскольку каждая соответствует своему времени года и торговле особым товаром. Они также сказали, что, если придерживаться этого компромисса, явно внушенного дурными советниками, их город обезлюдеет, а множество недавно выстроенных домов, в которые их владельцы вложили большую часть своих средств, будут распроданы за бесценок. Более того, они проголосовали за налог в четыре тысячи ливров, что вынудило короля выступить с Вандомским заявлением от 14 ноября 1467 года, в котором монлюэльский договор объявлялся недействительным, и восстановить четыре ярмарки в Лионе. Со своей стороны, Карл Смелый твердо поддерживал Женеву, но после его смерти ярмарки там постепенно заглохли, тогда как лионская стала одним из самых крупных торговых и финансовых перекрестков Европы. Даже швейцарские кантоны посылали туда своих людей, равно как и одна из самых мощных компаний Германии — Большое товарищество Равенсбурга.

Людовик сумел выпутаться без потерь из этой дипломатической неразберихи. В Лионе существенно возросла торговля, как качественно, так и количественно, и вскоре этот город превратился в крупный центр денежного и товарного обмена, особенно благодаря учреждению государственной административной структуры, доверенной самым грамотным агентам. Король сделал это государственным делом. Он понял ожидания деловых людей, которые искали не только покровительства и налоговых послаблений, но и жаждали «государственного» подхода к борьбе с конкурентами. Лионцы постоянно говорили ему, что, будучи властителем в своем королевстве, он должен заботиться о благе и пользе своих подданных и государства. Более того, противопоставив Лион Женеве, он подавил сильное сопротивление со стороны Счетной палаты и Парламента, а также некоторых богатых дельцов, французских или иноземных. Его вмешательство в этой области вписывалось в общую схему, которая состояла в том, чтобы навязать национальной экономике строгое государственное управление.

В плане денежного обращения его политика была продиктована той же заботой, продолжая линию его отца. Конечно, установить контроль над денежными потоками и операциями, чтобы избежать обесценивания расчетных единиц — ливра, су и денье, которые при каждом обмене теряли свою стоимость из-за сокращения доли золота и серебра, снижения пробы или повышения их курса, не представлялось возможным. Но можно было попытаться запретить ввоз большого количества иностранных денег, которые, оцениваясь чересчур высоко, нарушали валютное равновесие. Некоторые торговцы на этом спекулировали: они покупали во Франции различные товары, платили за них высоко котирующимися деньгами, а домой увозили полновесную королевскую монету, вырученную за продажу собственных товаров. Знаменитый «закон Грешэма», названный так по имени английского экономиста XVI века и сводящийся к формуле «Плохие деньги вытесняют из обращения хорошие», был уже хорошо известен, по меньшей мере, со времен правления Карла V. Никола Орезм, советник этого монарха, а потом и все чиновники казначейства прекрасно знали, что попустительство подобной практике рано или поздно приведет к утечке качественной монеты, чеканящейся в королевстве, за его пределы.