Находясь 25 мая в аббатстве Сен-Вааст, а потом в Шато-Ландоне 2 июня, Людовик издал распоряжения, чтобы запустить огромную административную и финансовую машину, которая должна была решить, из каких общин брать людей и сколько, изучить их кандидатуры, доставить и разместить — по возможности, неплохо, а главное — вытребовать у общин средства, необходимые для столь масштабного переселения. Все завертелось очень быстро. Собрание, открывшееся в Париже уже 12 июня под председательством Филиппа Люилье, губернатора крепости Сент-Антуан, и купеческого старшины Анри де Ливра, назначило комиссаров, которые должны были заседать в Париже, Туре, Лионе, Руане и Сен-Жан-д'Анжели. Им предстояло решить, каким образом три тысячи семей мастеровых, способных прокормиться своим ремеслом, будут выделены краями и городами королевства. Неизвестно, каковы были критерии отбора: комиссары не издали никаких правил и не дали по этому поводу никаких объяснений. Без сомнения, учитывалась не только величина населения края или города, но и другие, не оговоренные факторы, которые многим могли показаться произвольными.
Во всяком случае, эти решения вызвали бурю протеста. Повсюду говорили о суровых временах, о бедности людей, об опасности упадка ремесла, обвиняли соседей в мошенничестве и уловках. Комиссарам неоднократно пришлось смягчать свои требования. Париж пользовался значительными послаблениями: ему было позволено назначить только триста семей, тогда как Орлеану — семьдесят, Туру — пятьдесят, Анжеру — тридцать, Эвре — двадцать пять. Малые города тоже были подвергнуты людским поборам очень неравномерно. Труа должен был отдать половину из девяноста четырех хозяев в своей округе. В Нижней Оверни данью обложили только Клермон, Монферан, Кюссе и Сен-Пурсен. Но в Верхнем и Нижнем Лангедоке сто семьдесят семей забрали из шестидесяти семи населенных пунктов.
В целом, уполномоченные должны были собрать три тысячи семей (бобыли отметались), причем в каждой семье насчитывалось, по меньшей мере, четыре человека, включая детей и подмастерьев. Таким образом, в Аррас, который тем временем (4 июля 1479 года) утратил даже свое имя и назывался теперь Франшиз, должны были прибыть, в точности как решил король, двенадцать тысяч душ. Каждой семье на момент отъезда должны были выдать по шестьдесят су на мужчину и по сорок су на женщину, по двадцать на ребенка и слугу; каждому новорожденному, появившемуся на свет во Франшизе, полагалось одно экю.
Как всегда, приказы исполнялись с редкой быстротой, без проволочек. Менее чем через пять недель после издания эдикта в Шато-Ландоне переселенцы отправились в путь: из Эвре — 5 июля, из Монферана — 9 июля. Уполномоченным было строго приказано не отбирать голытьбу. Таким образом, из десяти мастеровых, избранных городским собранием Монферана — каменщика, плотника, слесаря, ткача, швеца, вязальщика, булочника, шорника, мясника и сапожника, — девять платили подати в своем городе и уезжали, увозя с собой слугу или ученика. Каждый должен был получить десять-двенадцать ливров; вязальщик запросил сорок и получил их.
Переговоры, переезд и размещение сильно ударили по финансам. Эвре пришлось изыскать сорок девять повозок и реквизировать возчиков в десятке окрестных деревень. Один пристав вытребовал себе двенадцать ливров, чтобы сопроводить переселенцев до Франшиза. Монферан, которому и так уже приходилось содержать своих делегатов в Лионе в течение семи дней, пока они вели переговоры с королевскими комиссарами, понес еще большие расходы на десятерых переселенцев — впоследствии они были тщательно занесены в особый счет, представленный Совету. Уполномоченные наняли двадцать повозок, запряженных быками, а потом, в Меренге на Алье, — судно, которое доставило семьи до Жьена; оттуда девятнадцать возчиков и сорок восемь лошадей везли их на двадцати четырех повозках до Монтаржи на Луэне, потом по Сене и Уазе до Крейля, где они пробыли довольно долго и где им устроили смотр; наконец, снова на повозках до Амьена и Арраса, куда они прибыли 22 августа, через семь недель после отъезда. Помимо пропитания, одежды для всех и проживания в Компьене была еще небольшая остановка в Виши и Париже; в столице женщинам выдали по двадцать пять су «на украшения и булавки». Уроженцы Эвре потратили более полутора тысяч ливров, они заняли эти деньги у финансистов, которые сопровождали переселенцев. Но четыре города Нижней Оверни заключили договор с неким комиссионером из Сен-Пурсена по имени Кроше, который принял от них тысячу двести экю, но и не думал уезжать и на глаза больше не показывался; прокуроры этих городов все же арестовали одного из его агентов, который долгое время провел в тюрьме.