Людовик XIV и его век. Часть вторая

И все же эта смесь пороков и добродетелей, величия и низости составила век, который встал в ряд великих эпох, заняв место после века Перикла, века Августа и века Льва X; дело в том, что Людовик XIV обладал удивительной врожденной способностью присваивать себе достоинства других, притягивать к себе расходящиеся около него лучи; дело в том, что, в отличие от солнца, взятого им в качестве эмблемы, освещал не он, освещали его. Люди со слабым зрением обманывались и опускали глаза перед этим отраженным светом, как они опускали бы их перед светом подлинным.

Людовик XIV был малого роста, но, придумав высокие каблуки и введя в моду высокие парики, стал казаться выше других; то же произошло с ним и в нравственном отношении: Тюренн, Конде, Люксембург, Кольбер, Ле Телье, Лувуа, Корнель, Мольер, Расин, Лебрен, Перро и Пюже возвысили его до высоты своего гения, и Людовика XIV стали называть великим королем.

Но примечательнее всего в этом долгом царствовании была господствовавшая в нем единая мысль; следствием гения короля она стала или же причиной ее был характер человека? Будучи всемогущим властелином, стремился ли он к этому по расчету или подчинялся инстинкту? Не знал этого, несомненно, и сам Людовик XIV.

Эта единственная мысль заключалась в единстве правления.

Мы видели, каков был Париж, когда Людовик XIV его принял: без полиции, без ночной стражи, без уличных фонарей, без карет, но с ворами на улицах, с убийствами на перекрестках и с дуэлями на городских площадях; все знают, каким он его оставил. Париж начала царствования Людовика XIV — это еще средневековый город, Париж конца царствования Людовика XIV — это уже город нового времени.

То, что этот воспитанник Мазарини, а скорее, этот воспитанник Фронды, сделал для Парижа, он сделал и для всей Франции и замыслил сделать для всей Европы. Гражданская война, шум которой столько раз будил его в колыбели, Парламент, издававший указы, аристократия, устраивавшая мятежи, горожане, строившие из себя знатных вельмож, знатные вельможи, строившие из себя царьков, все эти Моле, Бланменили и Бруссели, которые вели себя на равных с королевской властью, все эти Конде, Тюренны, Конти, д’Эльбёфы, Буйоны и Лонгвили, которые воевали с ней, — все это возбуждало в сердце ребенка ненависть ко всякому сопротивлению, и всякое сопротивление будет уничтожено, когда этот ребенок станет королем.

Однако прежде всего ему нужно лишить будущих Ришелье и Мазарини не только всякой возможности успеха, но и всякой надежды на него. Под рукой у Людовика XIV оказывается Фуке, и это большая удача. Он силен, богат, честолюбив, известен, могуществен: тем лучше! Чем с большей высоты он упадет, тем больше при этом наделает шума и тем дольше будет звучать эхо его падения.

Мы уже говорили, что это падение было более, чем падение министра, это было падение министерской системы управления. С этого времени Людовик XIV старается достичь цели, которую он перед собой поставил: монархического единства, верховенства королевской власти.

Власть прежних королей Франции была областной, власть Людовика XIV будет административной. Прежде власть шла из областей и сосредоточивалась в центре, получавшего от нее свою силу; впредь власть должна была, напротив, исходить из центра и, вместо того чтобы получать силу, наделять ею; Версаль станет храмом, Людовик XIV сделается богом; Людовик XIV отдает приказы, и из Версаля исходит удивительная система покровительства искусству, поощрения торговли, развития промышленности, распространяющаяся подобно кругам на воде, которые образуются при падении камня, брошенного в середину пруда, и становятся все шире, удаляясь от центра.

Добившись политического единства, Людовик XIV осознал, что ему недостает единства религиозного. Вне католической церкви существовало два верования, которые сделались партиями, два воззрения, которые при каждом переломе в обществе становились действующей силой: то были кальвинизм и янсенизм. С севеннцами и отшельниками Пор-Рояля обходились одинаково сурово; всякому, кто получил верховенство над телом, свойственно добиваться и верховенства над мыслью.

И тогда его влияние распространяется от Франции на Европу. Подобно Карлу Великому, подобно Карлу V, Людовик XIV грезит о всемирной монархии, о которой сто лет спустя будет, в свой черед, грезить Наполеон; однако Европа вздрогнет, придет в движение, поднимется и, словно морской прилив, обрушится на границы Франции и вторгнется в нее. Скорее случайность, чем победа останавливает Европу у Денена, и Утрехтский мир оставляет за Францией Лотарингию, Эльзас и Франш-Конте, которые она завоевывала тридцать лет и которые едва не потеряла от одного росчерка пера.

Таким образом, в царствование Людовика XIV были достигнуты и остались в силе три великих результата: монархическое единство, административная централизация и территориальное расширение.

Наполеон был менее удачлив: он не сумел вернуть монархии те границы, какие получил от Республики.

И потому Наполеон говорил о Людовике XIV, что это был государь, который лучше всех знал ремесло короля.