Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света

Мы подошли к кульминации нашей драмы и теперь попробуем разобраться в причинах рокового конфликта. Пожалуй, «точкой невозврата» определим всё тот же 1883 год. До этого времени глухое недовольство баварского правительства возраставшими личными тратами короля было подобно постоянно тлеющему, но никогда не вспыхивающему костру. Теперь же угли начали активно раздувать.

Конечно, для обострения конфликта имелись вполне объективные причины и материального, и психологического характера. Людвиг II не собирался останавливаться и, несмотря на возраставший дефицит бюджета, начинал всё новые проекты. Пока он покрывал расходы из личных средств, правительство молчало. Но этих средств стало катастрофически не хватать. Нужно было либо остановиться, либо неизбежно залезть в долги.

Остановиться Людвиг не мог.

Напомним, что в то время возведение замков являлось повальным увлечением. Если уж какой-нибудь разбогатевший банкир-нувориш мог себе позволить строить поистине королевские хоромы, то каково же было настоящему

королю сознавать невозможность для себя подобного «хобби»? Тем более что для Людвига II строительство являлось не просто увлечением, а своего рода потребностью, страстью, победить которую значило окончательно отказаться от всех его жизненных идеалов, устоев и принципов.

В связи с этим уместно будет провести параллель и проанализировать подход к материальным проблемам Рихарда Вагнера, кумира Людвига II, и его самого. Так, еще за девять лет до встречи с королем, в письме от 3 октября 1855 года, композитор с предельной ясностью высказался по вопросу «добывания денег»: «…Америка представляется мне ужаснейшим кошмаром, но если в Нью-Йорке когда-нибудь решатся предложить изрядную сумму, то это поставит меня в затруднительнейшее положение. Если такого предложения не принять, то об этом факте надо будет хранить глубочайшее молчание, потому что все будут обвинять меня в том, что я отношусь без достаточной сознательности к собственным моим делам. Однако решиться на такую поездку я мог бы лет десять тому назад, но броситься искать окольными путями простого хлеба теперь было бы слишком тяжело, именно теперь, когда я могу делать только одно: отдаваться моему действительному призванию, в строгом смысле слова. При таких условиях я никогда не смог бы довести до конца «Нибелунгов». Бог мой, те деньги, которые я заработал бы (??) в Америке, просто должны подарить мне люди, не требуя от меня ничего, кроме того, что я вообще делаю, и делаю лучше всего. Ведь я скорее способен в шесть месяцев промотать 60 000 франков, чем заработать их. Зарабатывать я ничего не умею. Не мое это дело зарабатывать деньги!

Мне кажется, что это — скорее всего — дело моих почитателей давать мне столько материальных средств, сколько нужно, чтобы, при хорошем настроении, я мог заниматься серьезным творчеством (курсив наш. — М. З

.)»^{142}.

Данная позиция на первый взгляд может показаться шокирующей. Но если вдуматься, то Вагнер просто-напросто ратует за то, чтобы каждый занимался своим прямым делом! Другими словами, пироги пек пирожник, сапоги тачал сапожник, поэт писал поэмы, композитор сочинял музыку, а зрители и читатели, кем бы они ни были, должны за эту музыку и за эти поэмы платить, тем самым создавая композитору и поэту условия для дальнейшего творчества. Ведь ни пирожнику, ни сапожнику не нужно забивать себе голову вопросом, где взять деньги, — они получают доход от реализации своей продукции. Почему же поэт и композитор не могут обеспечить себе существование исключительно своим трудом? Если человек свободной профессии не получает от общества достаточно средств, он больше не имеет возможности творить на благо этого общества. Вот почему, беря крупные суммы от того же Людвига II, Вагнер не считал себя его должником: король обязан был платить композитору, чтобы тот писал гениальные произведения ради славы народа и самого короля. Возможно, благодарные потомки и могут простить гению такую жизненную позицию. Но вот современники вовсе не собирались страдать из-за того, что им не повезло жить в одно время с этим гением. Вагнер же не собирался отступать от своего жизненного кредо, да еще и удивлялся (а иногда и смертельно обижался), если кто-то не спешил по собственной инициативе предложить ему «презренный металл».

Примерно так же относился к деньгам и Людвиг II. Он тоже создавал произведения искусства, он тоже творил для вечности. Вагнер написал «Тангейзера» — Людвиг построил Линдерхоф; Вагнер возносился к духовным высотам «Парсифаля» — Людвиг отвечал возведением Нойшванштайна; Вагнер проклинал золото в «Кольце нибелунга» — ему эхом вторила осенняя позолота сумерек богов Херренкимзее.