Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света

Время шло, и о ссоре с графом Максом Людвиг II предпочитал больше не вспоминать. 12 мая 1885 года, можно сказать, окончательно завершился его «уход в одиночество». В этот день король в последний раз присутствовал на спектакле Мюнхенского королевского придворного и национального театра, игравшемся только для него одного. Мы уже отмечали, что Людвига стало очень угнетать внимание населения к нему как к монаршей персоне. Об этом он писал Вагнеру еще в 1876 году, объясняя свое нежелание остаться на открытие Первого Байройтского фестиваля. Но совсем побороть свою страсть к театру король не мог, и был найден весьма оригинальный выход — «сепаратные» спектакли, игравшиеся для единственного августейшего зрителя (скрупулезно подсчитано, что спектакль, данный 12 мая 1885 года, был 209-м «сепаратным» представлением). Пустое и низкое любопытство толпы больше не отвлекало короля от Искусства, не мешало наслаждаться пьесой. Можно ли назвать «сепаратные» спектакли проявлением болезненной мизантропии? Осуждать всегда легко. Вспомним постоянные жалобы публичных персон на то, что они совершенно лишены личной жизни, что они устали от назойливых журналистов и неуравновешенных фанатов, что они «отдали бы всё на свете, чтобы хоть ненадолго снова оказаться простыми людьми». Это далеко не всегда рисовка для публики; такие признания могут быть и искренними — выдержать испытание славой действительно очень непросто.

Людвиг устал, он уже не чувствовал себя королем. Во имя чего же продолжать испытывать страдания? Характерно, что только после ясного и окончательного осознания «марионеточности» своей монархии Людвиг II начал сторониться толпы. Он не хотел быть клоуном, которым неизбежно начинал чувствовать себя на людях. А в театре такое чувство еще обострялось. Если представить себе, что испытывал тогда король, то этого будет вполне достаточно, чтобы понять — Людвиг II достоин сострадания, а не осуждения.

Людвиг не любил Мюнхен; с этим городом было связано много неприятных моментов, которые хотелось поскорее забыть — и побыть в любимых горах, заповедных лесах, на берегах озер. Вскоре «сепаратные» спектакли были заменены «сепаратными» прогулками — правда, уже не верхом, а преимущественно в коляске или пешком. Еще в начале 1870-х годов у короля из-за чрезмерного увлечения верховой ездой образовалась паховая грыжа; пришлось отказаться от того, можно сказать, спортивного образа жизни, к которому он привык с детства. Вполне возможно, что именно с этим связано не только общее ухудшение здоровья Людвига, но и та чрезмерная полнота, которой он страдал в последнее десятилетие своей жизни.

Теперь король предпочитал общаться с природой, как и с искусством — наедине, по тем же причинам, по которым отказался от посещения публичных спектаклей. Более того, «король-луна» стал предпочитать одинокие ночные

прогулки: днем его могли увидеть и узнать, ночью он принадлежал только себе.

Однако следует обязательно обратить внимание на то, что Людвиг сторонился общения лишь с представителями окружавшего его высшего света, с придворными и чиновниками с их фальшью и лестью, а также бежал от праздного любопытства бездельников-зевак. С простым народом, с крестьянами из соседствовавших с его замками деревень, с рабочими на его стройках король оставался неизменно приветливым и дружелюбным. Этот факт характеризует Людвига как нельзя лучше: он вовсе не был человеконенавистником, психически больным мизантропом, каким его часто представляют. На искренность он всегда отвечал искренностью. Вот лишь один из многочисленных примеров, доказывающих, что любовь простых баварцев к своему королю возникла не на пустом месте.