— Ничего, — пожимает плечами мать. — Потом ты нам ещё спасибо скажешь.
— Ну знаете ли, — задыхаюсь негодованием. — Лучше умру в нищете, но с гордостью, что попыталась сама, — бросаю возмущение. — Сама буду себя обеспечивать, — конечно горячусь, но меня довели. А это было сделать очень сложно. Уж кто-кто, а я всегда отмалчиваюсь и терплю. Это мне с балетной школы привили — ни слова против!!!
— Столько пафоса на сытый желудок, — хмурится Виктор.
— Да ну? Сытый? — зло цежу. — Голод и боль — это то, с чем живу с пяти лет! Так что сытой и лёгкой жизнью не вам меня попрекать. Да я не работала как другие девчонки, но я себя положила на алтарь балета! И жила им! И была готова дальше идти, но судьба решила по другому!
— Вот именно! Положила! — рычит Виктор. — И к чему это привело? Ты калека! Тебе не видать сцены, как своих ушей…
— Спасибо, что напомнил. Но, поверь, осознание, что большой сцены мне не видать, куда горше, чем какая-то боль и постоянное чувство голода! Так что ни одному из вас меня не понять!
— Любви к танцулькам? — усмехается Виктор. — Не понять? Что это за профессия? — кривится бывший. — Нет, это красиво, но не более. Всю жизнь не проскачешь и на этом себя не обеспечишь так, как это могу сделать я.
— Я хочу стать хореографом! — киваю упрямо.
— И куда пойдёшь? Без связей и ходатайства? — хмурится папа.
— Открою свою школу, — чуть медлю с ответом.
— Без денег? — хмыкает Виктор. Молчу, уже как никогда ясно осознавая горькую правду. — Милая, танцы — дорогое удовольствие. За него кто-то должен платить. Хотя, стриптизёрши, на сколько мне известно, могут неплохо зарабатывать. Правда не в средничковом клубе, а в «элит» уровня… Подашься в стрипухи?
— Если придётся, почему бы и нет? — а это во мне уже злость говорит. Выпаливаю лишь бы огрызнуться: — Стриптизёрша — тоже профессия. Пусть не такая элитная, как балетная, но я даже в клуб готова податься, лишь доказать, что личность. Что могу быть взрослой и самостоятельной!
— Не смеши, — кривит лицо Виктор. — Ты хоть знаешь, что даже в лучший стриптиз-клуб просто так тебя не возьмут? Для этого тоже связи нужны…
— Сомневаешься, что смогу? — суживаю глаза, готовая броситься в бой.
— А то, — фыркает бывший. — Ты же изнеженный ангелочек. Ты не создана для работы…
Не дослушав, хватаю свою сумочку с дивана, куда её положила на время разговора с Виктором.
— Вить, — испуганно ахает мать, подступая к моему бывшему, — не позволяй ей…
— Не волнуйтесь, Нина Сергеевна, — самоуверенно успокаивает мать Виктор, — далеко и надолго не уйдёт!
— Это мы ещё посмотрим, — отрезаю решительно, шагая прочь. — Я найду
работу!
Ох, как же меня раздражает его уверенный тон.
И родители… подпевают Виктору!
Прежде чем захлопываю дверь, в спину нагоняет:
— Она ведь ничего не умеет. Только танцевать…
Виктор виноват!
И я!
Он спровоцировал!
Я поддалась порыву!
Родители лишь масла в огонь подлили…
Вот и вышло — что вышло…
Сгоряча обратилась к знакомой по хореографической школе. Эве. Хорошая девчонка… Сразу решила помочь, место своё на вечер дала. Зря я конечно в стриптиз-клуб пошла, но это был порыв… крик души — себе доказать…
Постепенно злость и отчаяние отступают, мне становится хорошо.
Словно на море отдыхаю — греюсь на солнышке, меня чуть качает на волнах.
Только когда жар становится каким-то навязчивым и душным, нехотя открываю глаза и испуганно шепчу:
— Не троньте! — даже шарахнуться пытаюсь, но меня тормозит:
— Да не насилую я, — хмурится огромный, мрачный мужчина, вид которого так и орёт: БЕГИ ОТ НЕГО ПРОЧЬ!
Он по-прежнему надо мной! И продолжает обнимать! Смотрит как-то глубоко, настороженно, внимательно. Словно ждёт, что я сама к нему потянусь… и тогда он даст себе волю. Но я не готова… НИ ЗА ЧТО! Мне бы сбежать, вот только я уже…
Запоздало оглядываюсь — я в чужой квартире! В простенькой комнате. На скромном диване. Видимо, уснула в машине, а ОН меня принёс к себе… в своё логово!
— Простите, — бормочу, про себя умоляя, чтобы он быстрее отступил.
Лютый подозрительно мнётся, будто сомневается, стоит ли выполнять своё обещание, но всё же отстраняется:
— Есть хочешь?
— Нет, спасибо, — нервно качают головой и, скрывая полуголую грудь, судорожно поправляю вырез блузы, который нападавшие порвали.
Глаза мужчины темнеют сильнее, линия скул становится ещё чётче:
— Переодеться? — верно считывает мой жест Лютый. — Правда женского у меня ничего, — зачем-то добавляет, — но могу дать… что-то своё, — сбивчиво чеканит.
— А можно мне побыть одной? — робко уточняю.
Лютый шумно выдыхает, словно ему врезают под дых:
— Ладно, тогда спи, — отрезает дозволительным тоном, и я, избегая дальнейшего возможного разговора, отворачиваюсь. Закусываю губу и вновь про себя молю: «Уйди! Не тронь!».
Так сильно зажмуриваюсь и затаиваюсь, что собственный бой сердца оглушает.
Дико боюсь, что передумает и нападёт, но Лютый осторожно за собой затворяет дверь.
До последнего уверена, не усну, но нет… сон приходит во спасение быстро.