ЛоГГ. Том 2. Амбиции

Как заметил Меркатц, болезнь герцога была в крайне ранимой гордости. Возможно, и сам того не сознавая, он настолько верил в собственное величие и непогрешимость, что не мог испытывать к кому-либо благодарности. Он также не мог принять идеи, исходящие от тех, кто был с ним не согласен. Для него такие люди были предателями, а любые советы, исходящие от них, — не чем иным, как клеветой. Так что, хотя Штрайт и Фернер действовали в его интересах, он не только отверг их советы, но и вынудил покинуть его лагерь.

Такой человек никогда не признает, что в здоровом обществе могут быть и другие идеи и ценности.

— Это болезнь, поддерживаемая пятисотлетней традицией особых привилегий для дворянства. Можно даже сказать, что герцог — жертва. Ему следовало бы жить лет сто назад, во времена расцвета Империи. Он несчастный человек.

Шнайдер, как свойственно молодости, был не столь терпим и безропотен, как его командир. Покинув Меркатца, он поднялся на лифте в обсерваторию крепости. Неживой блеск звёздных скоплений сиял далеко над прозрачным куполом.

— Быть может, герцог Брауншвейг и несчастен. Но разве тем, чьё будущее зависит от него, не приходится ещё хуже?..

Звёзды ничего не ответили на безрадостный вопрос молодого офицера.

В крепости Гайесбург был один человек, сбежавший туда со стороны противоположной той, с которой вернулись герцог Брауншвейг и его люди. Барон фон Шейдт, племянник герцога, назначенный управлять планетой Вестерланд от имени своего дяди.

Вестерланд был засушливой планетой, почти лишённой растительности и воды, но его население из двух миллионов человек было довольно большим для столь отдалённой территории. Интенсивное земледелие в немногих имеющихся оазисах и добыча редкоземельных металлов позволяли вести нормальную жизнь. В мирное время можно было бы транспортировать триллион тонн воды с других планет, и достичь полного процветания.

Хотя барон Шейдт и не был совершенно бездарным правителем, его молодость сделала его довольно упрямым в делах, касающихся политики. И, имея все основания следовать примеру своего дяди, он всё больше и больше эксплуатировал население.

До последнего времени всё шло стабильно. Но с внезапным возвышением Райнхарда население многих планет почувствовало ослабление хватки аристократов, особенно после начала гражданской войны. Так зародился дух неповиновения. Потрясённый и разгневанный всё возрастающей популярностью оппозиции, Шейдт попытался подавить сопротивление, но внутреннее давление лишь усилилось.

Отдельные выступления недовольных наконец превратились во всеобщее восстание, жители Вестерланда стремились отплатить барону за его тиранию. Несколько его охранников пали жертвами разгневанной толпы. Тяжелораненый Шейдт сбежал в шаттле, но вскоре по прибытии в Гайесбург скончался от ран.

— Дерзкий сброд… Как они посмели убить моего племенника своими грязными руками…

Очень часто люди, обладающие привилегиями, начинают отрицать личность и само существование тех, кто этих привилегий лишён. Герцог Брауншвейг не только не признавал права народа сопротивляться гнёту власть предержащих, он даже не признавал и права жить без позволения на то аристократов. Он был абсолютно убеждён, что те люди, кто из-за старости или болезни не могли больше служить своим правителям, ничем не лучше больного скота, и их жизнь не имеет ни малейшей ценности.

И подумать только, что эти низшие существа противостояли высокородному и, более того, убили его племянника! Герцог был вне себя от гнева и считал, что его гнев полностью справедлив.

Преисполненный решимости обрушить «клинок правосудия» на головы тех, кто нанёс ему обиду, он отдал приказ:

— Немедленно обрушьте ядерный удар на планету Вестерланд, пусть никого из этих неблагодарных тварей не останется в живых!

Не все одобрили такое решение. Отчасти это объяснялось тем, что ядерный удар означал использование термоядерного оружия, что вело к обширному заражению радиоактивными частицами, а это было табу со времён Тринадцатидневной войны, когда человеческий род едва не оказался стёрт с лица Земли. Коммодор Ансбах, известный своей здравой рассудительностью, пытался отговорить своего разгневанного предводителя.

— Вполне естественно, что вы злитесь, но Вестерланд — это ваша собственная территория, ваша светлость. Какую пользу нам принесёт ядерная бомбардировка этой планеты? — герцог Брауншвейг не ответил, и Ансбах, приободрившись, продолжил: — Кроме того, у нас теперь нет достаточной военной силы в борьбе с маркизом Лоэнграммом. Убийство всех жителей — это чересчур. Почему бы нам просто не покарать их главарей?

— Молчать! — взревел герцог. — Да, Вестерланд принадлежит мне. И потому я имею право прикончить всех этих ничтожеств, если того пожелаю. Разве Рудольф Великий не убил миллионы бунтовщиков, чтобы заложить основы империи?

Поняв, что пытаться переубедить его бесполезно, Ансбах со вздохом отступил.

— Это конец для династии Гольденбаумов. Как она может продолжать стоять, если отрубает собственные ноги? — задумчиво произнёс он.