ЛоГГ. Том 3. Стойкость

Биттенфельд славился своей яростью в битве, про него говорили, что «если бы сражение было ограничено двумя часами, то даже Миттермайеру или Ройенталю пришлось туго в бою с ним». Однако эта оценка также свидетельствовала о нетерпеливости Биттенфельда. Когда нужно было нанести мощный удар, атаковав всеми силами, то для командования нельзя было найти никого лучше Биттенфельда, но если противник выдерживал этот первый удар, то Биттенфельд терялся, не в силах поддерживать тот же напор. Хотя справедливости ради стоило заметить, что немногие враги могли выдержать этот первый удар…

— Биттенфельд, несомненно, силён, — сказал как-то Ройенталь Миттермайеру, когда они выпивали наедине. — Если бы нам однажды пришлось сражаться друг с другом, у него точно было бы преимущество в начале боя. Хотя к его концу победителем бы остался я.

Впрочем, число противников, в победе над которыми адмирал с разными глазами не был уверен, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Реформы Райнхарда не признавали «священных коров». Даже расточительство и роскошь, изобильно цветущие при императорском дворе, не избежали его внимания.

Хотя сам дворец Нойе Сан-Суси избежал уничтожения, но его просторные сады были закрыты, половина величественных строений опустела, и по ходу дела было распущено множество слуг и придворных дам.

Большинство оставшихся были пожилыми людьми. Поговаривали, что герцог Лоэнграмм просто ненавидит великолепие дворца. Хотя у Райнхарда было своё мнение на этот счёт. Большинству пожилых слуг, которые провели десятилетия во дворце, было уже слишком поздно приспосабливаться к жизни в мире за его пределами. А вот молодые ещё имели крепкие спины и способность к адаптированию, да и спрос на рынке труда в Империи есть. Они смогут найти себе другую работу.

Райнхард скрывал такую доброту — или снисходительность — за маской безжалостных амбиций. Единственным, кто мог понять его без единого слова, был Зигфрид Кирхайс. А так как Райнхард упрямо отказывался отвечать тем, кто задавали ему вопросы, то его действия интерпретировали как результат ненависти к императору. В конце концов, эта ненависть ведь и впрямь существовала…

Когда этот молодой могущественный вассал избавится от малолетнего императора и наденет на голову самую ценную из корон? Не только Империя, всё человечество, казалось, затаив дыхание, ждёт этого.

На протяжении пяти столетий, прошедших с тех пор, как Рудольф фон Гольденбаум упразднил республиканское правительство и основал Галактическую Империю в 310-м году космической эры, слово «император» было словом, обозначающим главу рода Гольденбаумов. Когда одна семья или династия делает нацию своей собственностью и монополизирует трон верховного властителя на пятьсот лет, это начинает восприниматься как ортодоксальная система, приобретая ауру святости и неприкосновенности.

Но разве где-то написано, что узурпация хуже, чем наследственная преемственность? Или это просто самооправдание, которое правители используют для защиты власти, которой обладают? Если узурпация и вооружённое восстание являются единственным способом уничтожить монополию на власть, то никого не должно удивлять, что те, кто жаждет перемен, идут по единственной доступной им дороге.

Однажды, когда Оберштайн пришёл к Райнхарду, он окольным путём спросил у него, как тот собирается поступить с юным императором.

— Я не стану убивать его.

По ароматной жидкости цвета крови в хрустальном бокале, который держал Райнхард, пробежала едва заметная рябь, отразившаяся в его льдисто-голубых глазах.

— Оставим его в живых. Он обладает ценностью, и я могу его использовать. Вы согласны, Оберштайн?

— Несомненно. Пока что.

— Да, пока что…

Райнхард приложился к бокалу. Когда жидкость пролилась ему в горло, по телу разошлось ощущение тепла. Оно согрело ему грудь, но никак не могло заполнить пустоту в ней.

Глава 3. Тонкая нить

I