ЛоГГ. Том 3. Стойкость

Считалось, что в мирное время на содержание армии должно идти не более восемнадцати процентов ВНП. А в военное? В случае государства, находящегося в состоянии войны и стоящего на грани поражения, это число иногда могло превышать даже сто процентов, сжигая все прежние сбережения. Потребление превышало производство, и единственной судьбой для экономики была смерть от анемии.

— Мы, конечно же, хотим, чтобы Союз продолжал тот же курс, — вновь заговорил Кессельринг. — После того, как они обанкротят свою экономику, Феззан сможет полностью подчинить их. И как только мы вынудим Империю признать наши права и интересы над этим регионом, вся Галактика будет объединена под нашим фактическим правлением.

Не отвечая на страстную речь своего молодого помощника, Рубинский просмотрел материалы его доклада и наконец сказал:

— В любом случае, нужно найти пешек, много пешек. Тех из них, кто докажет свою полезность, можно оставить рядом с собой.

— Я так и собирался поступить. И делаю всё, что могу, так что вам не о чем беспокоиться. Кстати говоря, что теперь делать с генералом Шафтом?

— Что с ним делать? А какие у тебя самого мысли на этот счёт?

Когда вопрос вернулся к нему, молодой помощник ответил ясно:

— Я не думаю, что он может снова принести пользу, а его требования к нам лишь растут. Так что я думаю, нам пора избавиться от него, — Кессельринг на мгновение прервался, но, увидев выражение на лице правителя, приободрился и добавил: — На самом деле, я уже провёл предварительную работу, чтобы имперские чиновники из министерства юстиции могли «случайно» получить некоторые документы, и могу дать делу ход, если получу одобрение вашего превосходительства. Должен ли я сделать это?

— Отлично, займись этим прямо сейчас. Если не смывать отходы сразу, они могут засорить трубы.

— Я немедленно позабочусь об этом.

Ни тот, кто отдал этот приказ, ни его исполнитель, казалось, вообще не рассматривали Шафта как человека. Их холодность по отношению к тому, кто потерял для них ценность, была поистине замечательной.

— На этом дело закрыто, — сказал Рубинский. — Кстати, завтра ведь годовщина смерти твоей матери? Если хочешь, можешь взять выходной.

Слова правителя прозвучали внезапно, и его молодой помощник улыбнулся уголком рта. Не потому, что хотел это сделать, скорее, это был нервный тик.

— Хорошо! — ответил он. — Приятно знать, что ваше превосходительство проявляет интерес к моей личной жизни.

— Ну, конечно… Ведь ты же моя плоть и кровь.

Кессельринг вздрогнул и после короткой паузы спросил:

— …так вы знали?

— Ты, должно быть, считаешь, что я ужасно с ней обошёлся.

Правитель и его помощник — отец и сын — смотрели друг на друга. Выражения их лиц были слишком сухими, чтобы можно было сказать, что в них есть родительская или сыновняя привязанность.

— Это вас беспокоит?

— Да, всегда беспокоило…

— Что ж, мать будет рада услышать это даже в загробном мире. Я благодарю вас от её имени. Хотя, на самом деле, вам никогда не стоило переживать об этом. Вам нужно было выбрать между дочерью обнищавшего дома, не знающей, где взять еды, и дочерью магната, контролирующего несколько процентов всего богатства Галактики. Я бы сделал то же самое… Да, я бы принял то же решение, что и ваше превосходительство.

Взгляд сына Рубинского стал отсутствующим, но лишь на пару секунд.

— Итак, значит, я смог получить столь важный пост твоего помощника, будучи лишь новичком из аспирантуры, лишь из-за отцовской привязанности?

— Это то, что ты думаешь?

— Это то, что мне бы не хотелось думать. Так как я уверен в своих способностях, я бы предпочёл верить, что именно это вас и привлекло.

Глазами, в которых не было никакого выражения, Рубинский смотрел на сына, сделавшего это уверенное заявление.

— Кажется, внутри ты напоминаешь меня. Хотя внешне похож на мать.

— Большое спасибо.

— Должность правителя Феззана не передаётся по наследству. Если ты хочешь стать моим преемником, тебе нужна не родословная, а способности и доверие людей. Тебе нужно не спешить и развивать и то, и другое.

— Я буду помнить. Всегда.

Руперт Кессельринг поклонился, но его целью, возможно, было скрыть выражение лица. Однако в то же время это движение не позволило ему самому увидеть выражение на лице отца.

Вскоре Кессельринг покинул дом своего отца-правителя.

— Способности и доверие, да? Хмф!

Сын Рубинского посмотрел на огни отцовского поместья и пробормотал безо всякого уважения:

— Вы совершали все преступления, какие только можно придумать, чтобы приобрести эти качества, не так ли, ваше превосходительство? И вы говорите мне не спешить, хотя сами никогда этого не делали. Не слишком-то это последовательно. Не забывайте, я ваш сын.

Рубинский провожал сына, глядя на экране монитора, как тот садится в свой лэндкар и уезжает. Не вызывая слуг, он налил себе полный стакан сухого джина и томатного сока — коктейль под названием «Кровавая Екатерина».

— Руперт так похож на меня…