ЛоГГ. Том 3. Стойкость

Когда он произнёс эти слова, на прекрасном лице Райнхарда на мгновение промелькнула улыбка. Хильда успела заметить её, и она напомнила ей алмазную пыль, сверкающую, кружась в ледяном воздухе. Каким бы чудесным ни был этот вид, одновременно он был безрадостным и холодным — туман из мелких ледяных кристаллов.

— Если кто-то считает, что может заполучить всё, ударив меня в спину, то я приглашаю его попробовать. Но я сделаю так, чтобы эти люди долго и усердно думали о том, что произойдёт, если их попытки окажутся неудачными.

Хотя голос его звучал почти музыкально, что-то в словах Райнхарда заставило холодок пробежать по спине Хильды. Закончив говорить Райнхард осушил свой бокал розового вина. После гибели своего рыжего друга он стал гораздо больше пить.

Хильда молчала. Ей показалось, что фарфоровая маска Райнхарда треснула, и она увидела одиночество, кроющееся под ней. Зигфрид Кирхайс, которого можно было назвать его вторым «я», погиб, а старшая сестра Аннерозе покинула его. Тех, с кем Райнхард делился прожитыми годами и своим сердцем, больше не было с ним. Конечно, у него были верные и талантливые подчинённые, но по какой-то причине он держал своё сердце закрытым для них. Хотя один из его сторонников даже считал это хорошим делом: это был Пауль фон Оберштайн.

Оберштайну был нужен кто-то, кто мог бы исполнять свои замыслы и комбинации с умением точного, но не имеющего эмоций компьютера. Можно сказать, Райнхард был лишь средством для достижения цели Оберштайна. Несомненно, он с удовлетворением будет наблюдать, как его «инструмент» покорит Галактику, объединит человечество и поднимется на вершину силы и славы. Это удовлетворение, вероятно, будет мало чем отличаться от удовлетворения художника после завершения работы, выполненной с безупречным мастерством. Художник Пауль фон Оберштайн писал свой шедевр несравненной кистью по имени Райнхард фон Лоэнграмм на полотне, сотканном из времени и пространства.

В тот день, по пути домой, Хильда продолжала обдумывать мысли, появившиеся у неё во время обеда, прослеживая их траектории до логического завершения.

По мнению Оберштайна чувства, которые Райнхард испытывал к сестре и погибшему Зигфриду Кирхайсу, по всей вероятности были лишь эмоциями, от которых следует отказаться. В его искусственных глазах они выглядели слабостью, недостойной завоевателя.

«Правитель должен быть объектом страха и трепета для своих подданных, а не объектом привязанности».

Учась в университете, Хильда узнала о трудах двух древних учёных, пришедших к такому заключению. Их имена, если она верно помнила, были Макиавелли и Хань-Фэй-цзы. Хотел ли теперь Оберштайн, отделённый от них тысячами лет времени и пространства, стать верным последователем их идей? Скорее всего, он хотел дать жизнь правителю, которого Галактика ещё не видела. И в то же время он мог уничтожить чувства молодого человека, который когда-то был очень чувствительным. И если рождение этого нового правителя обернётся не более чем возрождением Рудольфа Великого в увеличенном масштабе, это стало бы катастрофой не только для Райнхарда, но и для всего человечества и всей истории.

Хильда ощутила лёгкую головную боль и внезапную дрожь, вызванную мыслью, что в конечном итоге она сама может стать врагом Оберштайна.

«Если это бой, которого нельзя избежать, то я буду сражаться, и мне придётся одолеть его, — подумала Хильда, укрепляя свою решимость. — Райнхард не должен стать вторым Рудольфом. Райнхард должен быть Райнхардом. Для всех нас очень важно, чтобы он оставался Райнхардом, со всеми своими недостатками и слабостями!»

Позже, вернувшись домой, Хильда заметила отражение своего слегка покрасневшего лица в старомодном зеркале с дубовой рамой.

— Решимость — это хорошо, Хильдегарде фон Мариендорф, — произнесла она, обращая торжественный вопрос к отражению своих сине-зелёных глаз, сияющих жизненной силой и интеллектом. — Но каковы ваши шансы на победу? Если бы можно было победить благодаря одной лишь решимости, никому бы не пришлось так усердно трудиться. Я знаю, что должна сделать! Нужно нанести визит его сестре, графине Грюневальд. Ох, и всё же, такой как я не пришлось бы совать свой нос в это дело, если бы адмирал Кирхайс был ещё жив.

Точёные пальцы Хильды откинули назад её короткие тёмные волосы. Она не способна была призвать мёртвого обратно из царства Хель, но всё равно девушка не могла не заняться вопросом: сколько людей и сейчас, и в будущем будут вынуждены бормотать одни и те же слова, связанные с ранней гибелью одного рыжеволосого юноши?

— Если бы только Кирхайс был жив!

Барон Хайнрих фон Кюммель, больной кузен Хильдегарде, отдыхал на своей роскошной кровати с балдахином. Какое-то время у него была температура, и потоотделение становилось столь сильным, что потребовалось сменять простыни более десяти раз за день. Служанка, сидящая у его постели, читала ему стихи из книги, чтобы хоть как-то утешить своего молодого хозяина.