Логово горностаев. Принудительное поселение

— Вы об этих пленках только что говорили? Аурелио дал их мне в тот последний раз, попросив…

Балестрини закрыл глаза.

14

Этому нелепому телефонному молчанию пришел конец лишь после долгих минут ожидания. Прокурорша холодным тоном сообщила, что она сожалеет, но муж, несмотря на его, Балестрини, настойчивые просьбы, не сможет из-за нездоровья подойти к телефону. Он советует доктору Балестрини непременно обратиться к доктору Де Леонибусу.

— Спасибо, — ответил Балестрини и с треском повесил трубку. Старая лиса! Он наверняка уже названивает Де Леонибусу, чтобы тот доложил ему потом, что это за «очень срочное сообщение», о котором ему сказала жена. «Доложу, если Балестрини соизволит мне об этом сказать», — конечно же, ответил господину прокурору Де Леонибус — в уме Витторио не откажешь.

Помешивая ложечкой чуть теплый кофе, Балестрини посмотрел на висевший в кухне настенный календарь. До зловещей даты — седьмого июля — оставалось всего две недели, а ему никак не удавалось добиться аудиенции у далеко не всемогущего главного прокурора Рима, зато удалось стать врагом его заместителя. Он взглянул на часы, отодвинул остывший кофе и набрал другой номер телефона.

— Генеральная прокуратура, — ответил женский голос.

— Соедините меня, пожалуйста, с секретариатом прокурора.

— Алло, — тут же пробурчал кто-то, после чего трубку наконец взял секретарь.

— Говорит доктор Балестрини из прокуратуры.

— Слушаю вас, доктор.

— Я хотел бы встретиться с господином прокурором, по возможности сегодня, во…

— К сожалению, — прервал его секретарь, и он услышал, как шелестят страницы поспешно перелистываемой записной книжки. — Да, к сожалению, сегодня будет очень сложно, доктор Балестрини. Вот я вижу, что…

— Простите. Сообщите господину прокурору, что я прошу о встрече по чрезвычайно важному делу.

— Да, да. Так… так. Тогда, мне думается, ближе к полудню господин генеральный прокурор сможет вас принять. Вы будете в прокуратуре?

— Да.

— Хорошо. Я доложу об этом господину прокурору, как только он приедет… примерно через час. А потом позвоню вам и сообщу, когда господин прокурор сможет вас принять.

— Крайне вам благодарен.

Он вышел из кухни, стараясь не смотреть вокруг. Прислуги не было уже два дня, грязь и беспорядок росли с ужасающей быстротой. С того дня, как он покинул спальню, а затем и комнату Джованнеллы, квартира превратилась в бивуак. В спальне он избегал оставаться не только потому, что чувствовал себя таким одиноким в огромной супружеской постели, но и потому, что близкое — за стеной — соседство супругов Конти порой было трудно вынести. Однажды вечером, когда он, хлопнув дверью, вошел в спальню, то услышал, как синьора Конти проблеяла: «Он вернулся». Муж грубо велел ей заткнуться.

Внизу швейцар улыбнулся ему:

— Добрый день, доктор.

— Добрый день.

Еще только утро, а как жарко, подумал Балестрини, посмотрев на небо, скорее белое, чем голубое. Он загляделся и потому ничего не заметил. Лишь ощутил адскую боль в шее после удара и, уже падая на тротуар, услышал хриплое ругательство и крик девочки.

— Помогите! — взвизгнул старик, стоявший совсем рядом. Балестрини вспомнил о пленках в карманах незастегнутого пиджака и сжался в комок. Хотят завладеть пленками?

— Получай! — промычал один из пяти нападавших, ударив его ногой со всего размаху по бедру. Удар пришелся в бок, и он покатился по тротуару к дереву. Все пятеро навалились на него. Балестрини вцепился в чью-то ногу; два-три удара в спину — и вдруг он услышал, как один из нападающих злобно выругался: «Мать твою, карабинеры!» — Сюда! — закричал все тот же старик. Удары внезапно прекратились.

— Ну-ка, — сказал кто-то и схватил его за руку. Балестрини снова сжался в комок, открыл единственный еще способный видеть глаз и смутно различил зеленую полоску. — Ну-ка, — повторил человек в зеленом (да это же карабинер!), и секунду спустя еще двое карабинеров склонились над ним. Подошли старик, кричавший «помогите», и группка любопытных. Балестрини с трудом привстал. Карабинеры тут же помогли ему подняться.

— Кто они? — спросил Балестрини.

— Они удрали, как только появилась машина, — объяснил за карабинеров старик, разглядывая его с жадным любопытством.

— Сейчас подъедет второй патруль, — сказал еще один карабинер, вылезая из «газели», стоявшей во втором ряду. — Вы не доктор Маэстрини из прокуратуры?

— Балестрини.

— Ах да, извините… Кто на вас напал, доктор? Когда мы подъехали, тут уже никого не было. Мы решили, что это очередное ограбление.

— На пункт «скорой помощи», — приказал старшина карабинеров, придерживая Балестрини под руку. Толпа мгновенно расступилась, Балестрини, когда его скорее втаскивали, чем сажали в машину, ощупал карманы — проверить, целы ли пленки. Теперь он был совершенно уверен — юнцы охотились не за пленками. Должно быть, это приятели Буонафортуны. Избить его до полусмерти ногами и велосипедными цепями — вот и все, что им было нужно.

— Как себя чувствуете, доктор? — спросил старшина.

— Терпимо. Очень уж гнать не стоит.

— Как хотите. Надо же! Еще немного — и эти сукины дети разукрасили бы вас…