Логово горностаев. Принудительное поселение

Председательша смотрела, как сын поднимается на подножку с большой и тяжелой дорожной сумкой в правой руке. Она продолжала глядеть ему вслед и тогда, когда он уже скрылся в вагоне. Молчаливый, как обычно, однако, как никогда прежде, грустный. У Андреа за долгие годы жизни в Риме испортился характер, и это вполне естественно. Его профессия, среда, жена — причин более чем достаточно. Но в нынешний приезд мать прочитала в его глазах что-то еще худшее.

Она пристально взглянула на Ренату и отметила, что невестка еле заметно кокетливо улыбается. Погладила по головке Джованнеллу.

— Рената, наша малышка все больше худеет.

— Она тянется вверх. И из-за своего роста производит впечатление…

— Какое там впечатление, пощупай ее плечики… Бедная моя звездочка, — резко оборвала председательша невестку и посмотрела, не возвращается ли Андреа.

Что за дура, как это она сразу не заметила? Хлопоты из-за пенсии, назначение которой все оттягивалось, совсем заморочили ей голову, за целый день, проведенный у детей, она так и не успела как следует разобраться, что у них происходит. В прежние времена она отложила бы отъезд на столько, на сколько бы ей понадобилось. Но последние год-два, приезжая к ним, она всякий раз начинала тосковать по дому, по своим вещам, и это сулило мало хорошего. С каждым днем ей все больше становилось не по себе, все больше не терпелось поскорее очутиться в своей берлоге.

— Все в порядке, мама, — объявил Андреа, возвращаясь на перрон. Но что за жалкая, вымученная улыбка, как неохотно он берет ее под руку!

— Когда прибывает ваш поезд? — спросила Рената без тени интереса.

— Кажется, в полдевятого.

— А ты не боишься, бабушка, — вдруг он сойдет с рельсов? — проговорила Джованнелла, и председательша посмотрела на девочку с изумлением. Бабушка? Внезапно она ощутила, что есть нечто более важное, чем капризное желание засунуть ноги в старые добрые домашние шлепанцы. Председательша кашлянула и воскликнула с притворной досадой:

— Я забыла купить «Коррьере»! Ты сбегаешь в киоск, Андреа?

— Лучше схожу я, — оживленно предложила Рената.

— Мама, а мне мы купим газетку? — обрадовалась девочка.

— Сходишь? — неуверенно переспросил Андреа. Председательша замерла в растерянности, а Рената поспешно удалилась вместе с Джованнеллой — девочка еле поспевала за матерью, догоняя ее вприпрыжку. Председательша строго посмотрела на сына.

— Что происходит? — решительно спросила она, и сердце ее наполнилось нежностью, когда она увидела, как смутился Андреа.

— Ты о чем?

— Почему у тебя такое лицо, Андреа? Что творится с Ренатой? Почему у вас обоих такое настроение?

— Да ничего, мама. Я, право, не знаю…

— Андреа, прошу тебя, у нас всего три-четыре минуты, и полминуты уже потеряно, — перебила она сына, но на его лице вопреки ожиданиям матери не появилось улыбки. Председательша ждала ответа.

— Ничего особенного, мама. В последние дни у меня много хлопот по работе. Из-за гибели капитана Де Дженнаро. Ты ведь слыхала?

— Да читала… и понимаю тебя. Но я спрашиваю о Ренате. Что-нибудь стряслось?

— Не знаю, — не ответил, а скорее выдохнул Андреа.

Мать увидела, как он нервно облизнул губы. Так же как перед трудными экзаменами, когда она поправляла ему галстук и провожала до дверей.

— Андреа…

Ей показалось странным (и жестоким), что в набитом купе осталось одно свободное место — как раз напротив нее. Но мужа уже давно нет на свете. Иначе он, водя ладонью по лысине, чтобы пригладить воображаемые волосы, наверняка бы спросил: «Ну, что ты обо всем этом скажешь?»

Так же и после свадьбы Андреа он тяжело, с молчаливой гримасой боли опустился на свое место и задал ей этот вопрос, сопровождая его доброй улыбкой, которая придала его усталому осунувшемуся лицу какое-то жалкое выражение Он молча слушал слова жены, поглаживая плюшевую обшивку сиденья. В тот раз посторонних в купе не было. «Они ведь любят друг друга. Разве этого мало?» — «Андреа-то ее любит, а вот любит ли его Рената — не знаю», — ответила она жестко, и у нее сжалось сердце при виде того, как удивился и огорчился муж. Они больше не говорили об этом до самой Флоренции.

А сейчас на Андреа просто не было лица. Когда невестка вернулась, председательшу ужаснула показная веселая непринужденность сына. Что делать? Она устремила сосредоточенный взгляд на первую полосу «Коррьере», потом зачем-то похлопала по щечке Джованнеллу: «Дай-ка посмотреть… ах, у тебя „Тополино“? Ты потом дашь мне почитать?» Нет, у бедного мальчика дела совсем плохи. Она далеко не была уверена, что он рассказал ей все, если вообще эти несколько сбивчивых фраз, выдохнутых шепотом, можно назвать «рассказом».

Напротив уселся какой-то уже немолодой блондин и немедленно вытащил такую же светлую, как его шевелюра, сигару.

— Я не помешаю, если закурю?

К сожалению, это было купе для курящих. Она удостоила соседа легким кивком, таким, что он даже его не заметил, и ей пришлось кивнуть еще раз, чтобы он наконец отвязался и убрал у нее из-под носа эту вонючую палочку.