Лохless. Повесть о настоящей жизни

– Уж не думаешь ли ты, что это мои и я могу носить такое? Ко мне вчера вечером Самойлова приходила. Может быть, забыла в растерянности. У нее там на работе неприятности какие-то.

– Алла, посмотри внимательно. Это мужские трусы.

– А-а, мужские, – разочарованно протягивает Алла и беспечно машет рукой. – Так это сантехник заходил. У них какая-то плановая проверка.

– А зачем он трусы оставил?

– Слушай, я за ним не подглядывала. Ты, надеюсь, понимаешь, что порядочная девушка не будет подсматривать за чужим ей мужчиной. Если хочешь, я спрошу у него, если он вдруг еще раз появится.

Я бросаю чуждые в этом доме трусы назад в туалет и целую Аллочку в губы:

– Прости. Я сам не свой сегодня.

– Ты меня не любишь, – сложив губки бантиком, капризничает она.

– Люблю.

– Нет, не любишь, – упорно повторяет Алла. – Ты просто меня используешь. Ты говорил, что хочешь меня, а на самом деле хотел мой туалет. Еще эти вопросы глупые про трусы. Я обиделась!

Для демонстрации своей обиды Алла отворачивается от меня и превращает свое лицо в подобие убитой горем маски. Я целую ее.

– Ну, прости, прости… не обижайся. Ты понимаешь, это любовь к тебе превращает меня в подозрительного типа.

Судя по всему, я прощен. Она нежно гладит меня по волосам и заглядывает в глаза:

– У тебя, Сергей, какой-то сказочный и таинственный вид. Кажется, что ты помолодел на несколько дней. Совсем как мальчишка. Ты дрался? – спрашивает Алла, указывая пальчиком на порванный рукав и мотающийся, как собачий хвост, галстук. – Надеюсь, из-за меня?

– В какой-то мере.

– И кто вышел победителем?

Ответить мне не удается, так как в комнату, где мы ведем неспешный диалог, проникает кошка Багира. Багирой она считается чисто формально/условно так как отзывается и на Вагина, и на Скотина и на просто «пошла вон, дура». Да и не вяжется образ грациозной Багиры с этим свиноподобным существом. С появлением кошки внимание Аллы переключается на нее:

– Моя маленькая девочка пришла!

В ответ кошка тупо мяукает и трется о мои брюки. Легким движением ноги я отшвыриваю назойливое существо в сторону. Но недостаточно далеко. Через несколько секунд глупое мяуканье возобновляется у моих ног. Мое раздражение замечает Алла. Она поднимает эту рыжую бестию на руки и нянчится с ней, как с ребенком.

Алла долго бы еще сюсюкалась с кошкой, если бы ее не прервал звонок в дверь. Алла напряженно подпрыгнула, выронив из рук свою «маленькую девочку».

– Ты ждешь кого-то?

– Нет. Не жду, – отвечает Алла и бросается в коридор, плотно прикрыв за собой дверь в комнату.

После манипуляций с замком дверь открывается, и я слышу мужской голос:

– Аллочка, великолепно выглядишь.

В следующую секунду раздается шепот Аллы:

– Не сейчас! Потом, потом. Уходи!

Смутные подозрения разрывают мой мозг шмелиным роем.

– Кто это был? – сохраняя видимость спокойствия, интересуюсь я как бы между прочим, непроизвольно сжимая пальцы на ее горле.

– Пусти, больно, – требует Алла.

Я откликаюсь на просьбу девушки и немного ослабляю хватку.

– Кто это? – еще раз спрашиваю я.

– Ой! Да мужик какой-то. Дорогу спрашивал. Спрашивал, как ему попасть на Ухтомскую улицу.

– Ты его знаешь?

– Впервые вижу.

– Так почему же он назвал тебя Аллочкой?

Девушка ни на секунду не задумалась с ответом:

– Сергей, я не понимаю. По-твоему, было бы логичнее, если бы он назвал меня, скажем, Коленькой или Витенькой?

Я обезоружен этой элементарной, но одновременно железной логикой. Мне становится стыдно за нелепые подозрения перед моей девочкой. После ничего не значащих фраз о любви мы переходим в спальню. Мне хорошо и спокойно. Алла благотворно действует на меня. В такие минуты совсем не хочется думать о докторе Курапытове. Алла, как самый опытный психоаналитик, снимает с меня и порчу, и психологическое напряжение вместе с порванным пиджаком и похожим на собачий хвост галстуком. Она чувствует мою перспективу и стягивает с меня брюки. Мой потенциал не заставляет ее долго ждать, и мы сливаемся во взаимном/обоюдном акте психологической разгрузки. Проблемы мировой глобализации не касаются моего мозга. Я реально отключаюсь. В голову приходит необузданное желание, чтобы это чувство не проходило, чтобы оно стало наконец перманентным. Я улыбаюсь самым дурацким образом от чувства, что сегодняшний день уносит вдаль все мои депрессии. У меня такая свежая, эмоциональная эмоция, что я закуриваю и курю. То же самое делает Алла. Я ничего не делаю, я всячески бездельничаю и никуда не тороплюсь. Алла прижимается ко мне и тихо шепчет в ухо:

– Мне хорошо, мне очень с тобой хорошо.

От скуки я начинаю шарить глазами по этой уютной комнате.

– Кто это? – спрашиваю я, увидев на ее столе фотографию лысого мужчины.

– Актер один, американский.

– Что-то я такого не знаю… – Комариный писк сомнения заставляет меня подняться с кровати и взять фотографию пузатого/лысого чела в руки. – В каких фильмах он снимался?

Алла глубоко затягивается. Выпускает в потолок струящееся облачко дыма и смотрит на меня глазами преданной собаки:

– Сергей, а ты способен на поступок? На поступок для кого-то? Вот у моей подруги собачка чумкой заболела. Так она.