– Считай, что ты ее уже имеешь, – смеюсь я. – Мой друг – специалист именно в этой сфере. Владислав сидит на туалетной бумаге. Да ты его должен знать!
– Владислав. Владислав. Это не тот ли Владислав, что поехал к сестре на бракосочетание в Малый Углянец, а попал на Нижнюю Масловку, где его быстренько женили на дочери заведующего свинофермой?
– Нет, Саш, не тот. Того звали Ярослав.
– Да какая разница?
– В принципе никакой, – подтверждаю я.
– Этот твой Владислав женат?
– Женат.
– Ну, значит, такой же дурак. И стало быть, я его знаю.
Затем он мне диктует адрес, мы с ним прощаемся, и я тут же перезваниваю Владу. Передаю ему содержание беседы, диктую адрес и отключаюсь.
Я смотрю на часы. Около полудня. На работу идти уже поздно, да и неохота. Смотрю на движение мужского муравейника, и такой меня разбирает смех, что проходящие мимо граждане в испуге шарахаются от меня. Мне хочется стать ближе им всем. Взять бутылку водки, выпить где-нибудь на стройке из одного стакана, как тот грузчик из моих снов, поговорить с кем-нибудь по душам о чем-нибудь возвышенном. Но мне нельзя – я за рулем. Вместо этого покупаю чебурек. Обычный чебурек! И с щенячьим восторгом сжираю эту котятину в пригорелом тесте. Жир течет у меня по рукам и лицу, но я этого не замечаю. Я восторженно хохочу. Я отождествляю себя с Мининым и Пожарским, которые вот так же, поев чебуреков, почувствовали свое единение с народом.
Потом закуриваю, стараясь подавить чебуречную отрыжку, и набираю телефон Аллы. С этой святой девушкой я встречаюсь уже больше года. Перекинувшись банальными фразами о прекрасной погоде, я перехожу к главному:
– Аллочка, детка, как у тебя дела? Есть что-нибудь перекусить?
– Найдется, обжора. Как твои дела?
– На букву «Х».
– Это значит «хорошо»?
– Нет. Это значит «хочу тебя»!
– Приезжай.
– Еду. Через полчаса буду.
Я выруливаю со стоянки и попадаю в вялотекущий автомобильный поток. Я начинаю понимать, что за полчаса, о которых я сказал Алле, мне не добраться до ее дома. Я еду или, вернее сказать, ползу по Ленинскому проспекту и наконец выворачиваю на Садовое кольцо. На Садовом поток движется быстрее, но все равно очень медленно. И, что самое страшное, я начинаю чувствовать внутриутробное действие чебурека. В животе все предательски завозилось, и я четко чувствую первые позывы яростных атак со стороны невинно убиенной кошки. Урчание моего живота заглушает городской шум, и, чтобы не угореть от этого урчания, я реально вынужден открыть окно и глотать этот раскаленный и расплавленный воздух асфальта и выхлопных газов, присущий всем крупным городам. Я очень хочу прогуляться! Но не могу же я бросить машину посреди проезжей части и уйти в поисках туалета. «За близость к народу и единение с ним надо платить, – думаю я. – На хера я вообще ел эти гребаные чебуреки?!» Уже хочется плюнуть на все, перестать заморачиваться и сделать этот смелый поступок. Перейти свой Рубикон – стянуть штаны и облегчиться прямо на мостовую. Но я пересиливаю себя и продолжаю плестись в
И вот я уже за два квартала от дома Аллы. Через несколько томительных минут я оказываюсь на финишной прямой. Еще немного, еще чуть-чуть. Мне кажется, что я на время потерял сознание. Я начинаю ощущать свое «я», вбегающим в подъезд дома Аллы. Не дожидаясь лифта, я, как влюбленный воробушек, одним движением впархиваю на второй этаж и звоню/стучу/колочу ногами в дверь.
– Привет, – говорит она мне, подставляя губы для поцелуя.
Я молча проношусь мимо к спасительной двери туалета. Снимаю штаны и начинаю тоньше ощущать всю свою ничтожность. Глубже чувствовать свою зависимость. Мы – рабы! Рабы унитазов! Раздался звук покидающего мое тело чебурека. Звук резкий, громкий и страшно неприятный.
– У тебя все в порядке? – Тревожный голос Аллы выводит меня из раздумий.
Элементарный вопрос ставит меня в тупик. Становится неловко. А ведь я не делаю ничего предосудительного.
– Не волнуйся, все хорошо, – натужно отвечаю я.
Наконец я чувствую облегчение. Это как снять грех с души. День снова кажется радостным и важным. Я нахожу туалетную бумагу, вспоминаю Влада и смеюсь. Приведя себя в порядок, я беспечно оглядываюсь по сторонам. Под рукомойником замечаю нелепую в этом месте деталь туалета. Я поднимаю
– Это же мужские трусы! – пчелиным ядом проносится мысль в голове. – Откуда они? Зачем?
Я тупо примеряю черные сатиновые трусы. Нет. Они явно не мои. У меня таких нет. Да и размер не мой. Только обладатель перманентно арбузного пуза мог оставить их здесь. С гадливым чувством я стягиваю с себя чужие трусы и мою руки.
Я застаю Аллу в тревожном ожидании возле двери туалета.
– Все в порядке?
От ее заботливости веет фальшью и чужими сатиновыми трусами.
– Чье это? – спрашиваю я вместо приветствия.
Преступно-голубые глаза Аллы округляются от удивления и становятся похожими на сторублевые банкноты.