Лохless. Повесть о настоящей жизни

– Теперь недурственно своими глазами оценить помещение и бумаженции посмотреть.

– Конечно, – соглашаюсь я.

– Во сколько чухнем на место будущих побед?

– Давай ориентируйся на полвосьмого. Я с Сашкой созвонюсь, уточню и тогда тебе перезвоню окончательно.

Тепло простившись с Владом, я направляюсь к лифтам. По дороге и у самого лифта я беспрестанно оглядываюсь. Как говорится, обжегся на молоке – теперь дую одну водку. Моих новых знакомых – Кощея и Макса – в поле зрения не обнаруживаю. В подошедшем лифте два пассажира. Справа от входа сногсшибательная девушка в обтягивающем, как перчатка, платье с умопомрачительным декольте. Сказать о ней, что она безмерно сексуальна, означало бы ничего не сказать. Девушка настолько эротична/сексуальна что хочется нажать на кнопку стоп и со всей присущей мне страстью пылко накинуться на нее. Но от подобного шага меня сдерживает присутствие в лифте еще одного пассажира. Скромно прижавшись спиной к задней стенке лифта, стоит худой чувак в очках. По его одежде и «ученой» бородке я безошибочно определяю, что это – самый типичный ботаник. Его пожирающий взгляд направлен на девушку/ красавицу. Глазами, кажущимися огромными из-за очков, ботаник скользит по телу девушки. Он по-юношески краснеет, а по давно забытой эрекции видно – очень ее хочет.

Где-то на середине пути чувак вспоминает, что он не только ботаник, но и просто мужик. Глаза его сверкают первобытным блеском, впалая грудь расправляется, наливаясь воздухом. Мне начинает казаться, что сейчас он преодолеет свой ботанико-панический страх перед противоположным полом и его руки заключат девушку в жаркие объятия. Он даже приоткрывает рот для того, чтобы сказать ей какую-нибудь банальность. Но ничего этого не происходит. Взгляд снова тускнеет, плечи вяло опускаются, а грудь – сдувается. Видимо, он осознает, что все это – бесперспективный тупизм, что никакой он не мачо, а элементарный старпер – душой и телом. Рот его вяло закрывается, вероятно, вспомнив поговорку про халву: «Сколько ни говори: „Халва, халва", – а он все равно на полшестого».

Лифт благополучно доезжает до первого этажа. В его открытые двери вываливаем втроем. Впереди девушка, за ней трусит ботан, следом плетусь я. На выходе из здания наши пути/дороги расходятся. Классная телка, осознавая свою красоту и наверняка зная себе цену, нарочито медленно, как в замедленном кино, соблазнительно покачивая бедрами под волнующе-обтягивающем платьем, скрывается меж припаркованных машин. Ботаник останавливается, чтобы с высоты мраморной лестницы бросить прощальный взгляд на сногсшибательную красотку и полностью осознать свою ничтожность и узкие рамки, за пределы которых он никогда не осмелится выйти. Я стою так, чтобы видеть их обоих. Стою и думаю, что это замечательный пример нашей инертности и перманентного страха перед чем-то новым, перед своим Рубиконом.

Сколько раз в жизни мы вот так же, увидев кого-то, расправим крылья, приоткроем рот, чтобы заговорить, но потом вдруг резко занижаем планку, гасим тот самый волшебный импульс, рожденный свыше, и проходим мимо. Мимо судьбы, мимо себя и мимо жизни. Может быть, я не такой, как все? Может быть, так и должно быть? Порой мне кажется, что я вместе со всеми следую по магистрали на большой скорости. Все мы дружно несемся к одному – к финалу, к концу. Только я еду задним ходом. Мне трудно маневрировать в потоке машин. Мне приходиться выворачивать голову, чтобы не врезаться. Мне сложно сохранять общий ритм. И я, преодолевая эти трудности, еду со всеми, потому что двигаться наперекор потоку еще сложнее или почти невозможно.

Чтобы не стать похожим на очкастого бородача, я достаю сотовый и набираю номер Санька.

– Алло, кто это?

– Привет, Сань, как дела? Не узнал?

– Как не узнать? Узнал, естественно. Я в норме. А ты где? Ты же к девяти собиралась приехать?

– Собиралась?! – удивляюсь я. – Ты не узнал меня, чувак?

– Ритка, не говори глупостей! Твой нежный голосок я узнаю из тысячи. Он как музыка, сладостно зву.

– И все-таки ты ошибся, – прерываю я его, смеясь в трубку. – Это Сергей. Помнишь, мы вчера разговаривали насчет бильярдной?

– Старик, – с укором в голосе отвечает Сашка, – помню ли я? Как я мог забыть?

– Ну вот и хорошо.

– Надумал что?

– Да, Сань. Надумал.

– И?!

– ДА!

– Да?

– Да, чувак. ДА!

– Молодец, Володька! – радуется на том конце он. – Понимаешь, старичок, работа – оно, конечно, работа. Но всегда приятнее делать что-то со своими ребятами. Я рад, что ты принял правильное решение.

Далее он долго распространяется на тему того, что свои ребята завсегда лучше чужих, неконкретных пацанов. Я прерываю его эпические дифирамбы и спрашиваю о том, когда и где мы могли бы встретиться, чтобы я и мой друг пощупали, типа, посмотрели все своими глазами.

– А твой друг, кто он? Надежный старик?

– Надежней не бывает! – уверяю я его. – Вот когда тебе очень трудно бывает и страшно, о чем ты сразу думаешь?

– Когда страшно?

– Когда жуть, как страшно.

– Если честно, старикан, когда мне так страшно, я думаю о туалетной бумаге.