Лонг-Айленд [litres]

Тони понятия не имел про Джима. А Джим ничего не знал о ее жизни в Америке. На самом деле никто здесь ничего про нее не знал. Люди, сидевшие на одной с ней скамье, и те, кто сидел ближе или дальше, прожили в этом городе всю жизнь. Им не нужно было ни перед кем объясняться. Все и так знали, за кого они вышли замуж или на ком женились и какие имена дали своим детям. Им не приходилось менять акцент в зависимости от того, с кем требовалось завести разговор. Их дети не старались заговорить первыми в билетной кассе или в магазине, чтобы акцент их матери не стал предметом расспросов.

На побережье в Куше Джим показал, что умеет слушать. Больше всего ей понравилось, что он также умеет молчать. Пока они шли вдоль берега, Джим почти ничего не сказал. Но ей не понравилось, когда он спросил, думала ли она о нем. Какого ответа он ждал?

А теперь им придется всю свадьбу избегать друг друга. А ей – притвориться, будто она о нем не думала.

Когда пришло время брачных клятв, Эйлиш вообразила, как Тони, словно призрак, идет по боковому проходу, ищет и находит ее. Здесь Тони никто не знал. Даже если она представит его, он так и останется для местных чужаком. И тогда Тони поймет, что она чувствовала все эти годы вдали от дома.

Эйлиш научилась не поддаваться чувствам, но они усилились, когда молодые поцеловались, а затем встали у алтаря. Она сама выбрала эту жизнь. И ей не следовало жалеть себя в такой день. Дом в Линденхерсте принадлежал ей в той же мере, в какой он принадлежал Тони, Розелле и Ларри, и тенистые улицы, и соленый океанский воздух, и дрожащий свет, предшествующий перемене погоды на Лонг-Айленде, – все это давно стало ее жизнью.

Выходя из собора, Эйлиш поймала взгляд Джима, и он опустил голову.

* * *

Перед банкетом Эйлиш несколько раз пыталась приблизиться к Нэнси, чтобы поболтать, но всякий раз, заметив ее, Нэнси отходила в сторону. Эйлиш порадовалось, что сидит к Джиму спиной между деверем Нэнси и тетей Мэтта Уэддинга. Та сказала, что у нее в Америке вроде бы есть кузина.

– Раньше она присылала доллары в конвертах, но моя мать не знала, что с ними делать, а когда ей сказали, что их можно поменять в банке, забыла, куда их положила.

Когда ее соседи сосредоточились на разговоре с гостями, сидящими напротив, Эйлиш занялась передачей тарелок по кругу, одновременно пытаясь расслышать, что говорит женщина через стол от нее.

Во время фуршета Джим показался Эйлиш очень одиноким. Если у него есть подружка в Дублине, самое время представить ее на свадьбе. Эйлиш задумалась, как он жил все эти годы. Она с удовольствием спросила бы его об этом, даже если бы пришлось услышать в ответ, как тяжело он пережил ее отъезд.

Когда на следующей неделе приедут Розелла с Ларри, ей будет еще труднее найти время и место для встречи с Джимом. Невозможно было переговорить с ним на свадьбе – все сразу заметили бы.

Ей хотелось еще раз расспросить Нэнси про Джима, узнать, как у него дела.

Что бы ни случилось в Линденхерсте за время ее отсутствия, она узнает об этом от Розеллы и Ларри. От Тони вестей не было. Ему всегда было непросто выражать свои мысли на бумаге. Много лет назад, когда Эйлиш приехала домой после смерти Роуз, она регулярно получала от него письма. В те времена, вздохнула Эйлиш, она не торопилась их вскрывать. Тогда у нее на уме было другое. Но когда она все-таки их прочитала, то отметила, как хорошо они написаны, как полны любви к ней, и ей стало стыдно, что она не отвечала.

И только через какое-то время после возвращения в Бруклин она поняла, что письма за Тони писал Фрэнк – Тони не мог похвастаться ни хорошим почерком, ни грамотностью, ни способностью связно излагать на бумаге свои мысли. В семье об этом не было принято упоминать, и никто не подшучивал над Тони. Если ему требовалось что-нибудь написать, Эйлиш по его просьбе много лет делала это за него.

Теперь Тони не стал бы просить Фрэнка написать за него жене, зная, что ее больше не введут в заблуждение ни хороший почерк, ни ясность изложения.

* * *

Эйлиш наблюдала за танцующими. Она обещала братьям Мэтта, что потанцует с ними, но не сейчас. Ее беспокоило, что она слишком ушла в себя, лучше бы побродила среди гостей, поболтала со старыми знакомыми и получила бы от праздника удовольствие.

Когда женское трио затянуло «Старую болотистую дорогу», Эйлиш заметила Джима. Все смотрели на сцену, и она могла сколько угодно его разглядывать. Возможно, она ведет себя слишком навязчиво. Эйлиш опустила глаза в пол; принялась изучать певиц. А когда подняла глаза, заметила, что Джим тоже ее разглядывает.