Лопухи и лебеда

– В нашем бараке цветной “Кодак” – это все равно что джинсы “Левис” у фарцовщиков или духи французские… С меня бутылка!

Он возвращается к сцене. Музыканты начинают новый номер. Пьер настороженно вслушивается, потом шепчет Кире:

– Walking shoes Джерри Маллигана! Откуда они все это знают?

– Радио “Голос Америки”, Music USA, Уиллис Коновер…

– А разве не глушат?

– На коротких волнах слышно…

Саксофон и труба ведут тему, саксофон начинает импровизацию. Зал заходится в восторге. Какая-то девушка, поднявшись со скамьи, самозабвенно топчется в танце около сцены.

– У тебя очень красивые руки… – тихо говорит Пьер.

Кира усмехается:

– А остальное?

Он растерялся:

– Ты меня неправильно поняла… Ты вообще красавица!

– А то я засомневалась – вдруг я недостаточно хороша…

– Ты мне очень нравишься!

– Я заметила… – Она показывает на танцующую девушку: – Между прочим, очень пластично двигается…

Пьер выходит из здания университета. Идет снег. Группа девушек ест мороженое и что-то с жаром обсуждает. На скамейке курят студенты. Марсель окликает Пьера и тычет пальцем в газетный листок многотиражки, который читает Луи:

– Пьерро, ты прочел эту прелесть?

– Какую?

Марсель выхватывает газету у Луи:

– Слушай и наслаждайся! “Войдите в комнаты французов, и вы увидите прошлогоднюю пыль на столе и подоконнике, разбросанные на полу бумаги и книги, остатки пищи, грязное белье на постели и даже грязные носки на столе…”

– Что случилось?

– “…Советской молодежи чужды такие замашки. Ей чужды и американские привычки держать ноги на столе. Однако французские студенты позволяют себе это в холле общежития. Нужно было видеть, каково было их возмущение, когда студентки Федорова и Братухина предложили одному из них снять ноги со стола…” Газета “Московский университет”.

Марсель протягивает газету Пьеру. Луи ухмыляется:

– Живем как свиньи…

– Так и написано – “как свиньи”?

– Нет, конечно, нежнее… Все ясно. Это расплата за сломанную подслушку.

– Да ее давно починили…

Марсель кипятится:

– Нам надо что-то предпринять, это нельзя оставлять без ответа…

– Мне нравится заголовок статьи, – меланхолически замечает Луи. – “Уважаемые гости, давайте не будем!” Красиво…

Пьер поднимает голову от газеты.

– Тут три подписи. Кто такие Иорданская и Федорова, я не знаю, а Криворучко – это мой сосед…

Луи хохочет:

– Чем же ты ему так насолил?..

Вечером в комнате общежития Пьер жует бутерброд с сыром и читает машинописные страницы журнала “Грамотей”. На столе лежит лист университетской многотиражки. Раздается стук в дверь, в комнату заходит Микола с сигаретой.

– Спички есть?

Протянув зажигалку, Пьер продолжает читать. Микола прикуривает и остается стоять у стола.

– Ты считаешь меня свиньей?

Пьер поднимает на него внимательный взгляд, пожимает плечами. Микола указывает на динамик на стене и машет рукой, зовет Пьера в коридор. Он пускает воду в раковине, откручивает кран душа до предела. Под шум воды он шепчет:

– Я тут ни при чем. Меня вызвали в комитет комсомола и велели подписать…

– Зачем?

– А я почем знаю! У них спроси… Не бери в голову. Пойдем лучше выпьем, у меня маленькая есть…

Пьер качает головой.

– Это ты зря…

Дверь закрылась за Миколой. Пьер стоит у окна, глядя в темноту. Он проводит пальцем по подоконнику. Берет с батареи тряпку, вытирает пыль.

На Чистых прудах Успенский с Пьером вылезают из переполненного трамвая и идут по бульвару к Харитоньевскому переулку.

– …В ней какая-то гордость непонятная, – говорит Пьер. – Но обаятельная. Она из какой-то известной семьи?

Успенский смеется:

– Кирка? Ага, герцогиня! Мать в детском саду корячилась, музработник, за воробьиную зарплату. Отец на фронте сгинул…

– Она так уверенно держится…

– Мы тут все – большие аристократы. Голода такого нет, как в войну, вот мы и обнаглели… Я, к примеру, дворовая шпана. А все-таки приняли во ВГИК, кончил операторский. Еще и стипендию платили… У вас же это невозможно.

– Почему? – удивляется Пьер.

Они сворачивают в Харитоньевский.

– …Мама заработала денег в Америке, – рассказывает Пьер. – Я почти год готовился, прошел конкурс и поступил в Эколь Нормаль. У нас это очень важный университет…

– Бесплатно?

– Конечно. С очень приличной зарплатой…

Они заходят в подъезд, поднимаются по лестнице.

– С зарплатой? – в свою очередь удивляется Успенский.

– Мы подписывали обязательство после окончания работать на государственной службе. Поэтому – зарплата, а не стипендия…

На площадке Валера ключом отпирает дверь и пропускает Пьера в квартиру. Они идут мимо кухни. Женщина стирает белье в корыте, девочка, сидя на полу, играет с тряпочками, старик в тельняшке хлопочет у плиты.

В комнате отец Успенского, пожилой обрюзгший мужчина, сидит у подоконника, прижимаясь ухом к приемнику. Он оборачивается и, увидев незнакомого человека, мгновенно выключает радио.

– Все свои, это Петя, мой приятель, – говорит фотограф. – Мы на минуту…

Поколебавшись, отец хмуро кивает Пьеру и включает приемник. Сквозь рокот и треск глушилок доносится бархатный голос, говорящий по-русски.