Лопухи и лебеда

В полупустом ресторане Кира с жадностью ест мясо с картошкой. Пьер пьет шампанское, берет ее руку, целует:

– Ну, чем ты огорчена?

– Мы расстаемся, это главное…

– Это же не надолго. Через месяц я тебя буду встречать в Орли. Ты будешь в Париже как дома. Июнь у нас чудесный…

– Не трави душу…

– Почему? – удивляется Пьер. – Ты только представь себе – люди влюблены, они хотят укрыться, сбежать… Это же не как у вас. Все вокруг – к их услугам: уютная гостиница, вкусная еда, хорошее вино…

– Вон Валерка Успенский кого-то ищет…

Успенский угрюмо оглядывает зал и, заметив Киру и Пьера, подходит к столу:

– К вам можно?

– Садись, – кивает Кира. – Только мы уже уходим.

Официант приносит кофе и счет, Пьер расплачивается.

– Что-то тебя давно не было видно…

Дождавшись, когда уйдет официант, Успенский негромко говорит:

– Плохие новости. Алика арестовали…

– Какого Алика? Издателя журнала? “Грамотея”?

– Вывезли весь тираж четвертого номера, целый грузовик стихов… В редакции – сумасшедший дом. Гэбэ старается, обыски, допросы… А сегодня Верку забрали, машинистку…

– Погоди… – хмурится Кира. – Там же ничего антисоветского нет, в журнале. Ну, стихи и стихи… В чем они его обвиняют?

– Я разговаривал с мамой Алика. Похоже, они ему шьют какое-то постороннее дело. За кого-то он экзамен сдал в институт… А журнал вроде бы ни при чем…

– Как я их ненавижу, дармоедов! – Она хватает сумку и вскакивает. – Мне надо срочно позвонить…

Она исчезает. Успенский и Пьер закуривают и некоторое время молчат.

– Ты уезжаешь? – спрашивает фотограф.

– Послезавтра.

– Можешь выручить?

– Что нужно?

Успенский оглядывается по сторонам, достает из кармана какую-то бумажку.

– У меня остался экземпляр четвертого номера журнала. Я его пересниму и привезу тебе кассету. Алик хочет доставить ее в Париж вот по этим адресам. Или в магазин “Имка-Пресс”, это на улице Монтань-Сент-Женевьев, или в редакцию “Русской мысли”…

В вестибюле Кира, взвинченная, говорит по автомату:

– Все будет как в лучших домах, можешь быть спокойна, ты меня знаешь… На Смоленской через полчаса! Светка, ты настоящая подруга!

Она вешает трубку и лихорадочно роется в сумке в поисках монеты.

Находит, набирает номер.

– Теть Дусь, это Кира. Маму позовите… Мам, я не приду, разберитесь сами… А котлеты? Ну свари макарон! Да потому!.. – вдруг рявкает она.

У стола, за которым сидят Пьер с Успенским, стремительно появляется Кира.

– Пошли… Быстро! Мы опаздываем!

– Куда?

– Куда надо!

Успенский вопросительно смотрит на Пьера.

– Договорились… – кивает Пьер.

Они с Кирой уходят.

– О чем это вы договорились? – подозрительно спрашивает она.

В вечерней толкучке у метро “Смоленская” подруга Света вручает Кире связку ключей:

– Уходя, запрешь на оба, вот этот нижний. Белье в правом ящике комода. Там даже какая-то бормотуха на кухне, можете гулять. Предки только в пятницу приедут…

– Все поняла…

– А француз-то где? – интересуется Света.

– Да вон он…

Кира тычет пальцем в Пьера, который листает журнал “Огонек” у киоска “Союзпечати”.

– Ну, ты даешь!

Они смеются, и Света убегает…

Кира с Пьером лежат в постели.

– А вдруг ты меня не любишь?

– Почему это?

– Кто тебя знает? – вздыхает Кира. – Может, ты прикинулся…

Пьер тихо смеется:

– Какая ты прелесть…

– Смотри…

Она садится, закуривает сигарету.

За большими пыльными окнами мастерской стемнело. Кира сует ноги в туфли и пробирается между полотном на мольберте и ободранным вольтеровским креслом, мимо наваленных грудами холстов и подрамников. Грязные стены увешаны гравюрами, иконами, фотографиями. На столе старинный граммофон и вятские глиняные игрушки, на шкафу – коллекция самоваров.

– Светкин папаша – бабник знаменитый, – ухмыляется Кира. – Он сюда девок водит. Вообще-то он – специалист по итальянскому маньеризму, работает в Пушкинском музее. Мужик, надо сказать, очаровательный…

В кухонном углу, где стоит плита на две конфорки и видавшая виды раковина, Кира нашаривает на полке открытую бутылку портвейна “Три семерки”, наливает два стакана, несет в постель.

– Это что?

– Портвейн.

Пьер нюхает и морщится:

– Гадость…

– Уж извини, французского шампанского не запасли. Как говорится, постой-ка, брат мусью…

Они смеются.

– За что пьем? – спрашивает Кира.

– Как за что? За встречу в Париже!

Она опускает глаза:

– Когда оно еще будет… А за что-нибудь попроще?

– Например?

– За любовь.

Пьер внимательно смотрит на нее:

– За любовь!

Они чокаются, пьют и начинают целоваться…

Девушка в форме “Аэрофлота” привязывает бирку к ручке, и грузчик перетаскивает чемодан Пьера на транспортер. Получив посадочный талон, Пьер с сумкой на плече подходит к Кире, хмурясь, оглядывает зал.

– Ну, где же он? Мне пора на паспортный контроль… Давай еще раз проверим. Телефон у тебя есть, адрес есть. Жду звонка. Как только станет известно число, звонишь. Дата, номер рейса… Если проблемы с телефоном, посылаешь телеграмму… Телефон посольства не потеряла?

– Вон он несется… – говорит Кира.

В толпе пробирается взмыленный Успенский. Пьер машет ему рукой. Валера кидается к ним.

– Думал – кранты… Еле поймал машину! Извини…

– Ну? – Пьеру не терпится.

Успенский вытирает пот, косится по сторонам.