Читаем Лопухи и лебеда полностью

– Все-таки вы знали, что я живу на свете?

– Не пойму – ты меня в чем-то обвиняешь? В тридцать девятом я был еще в ссылке, меня загребли с концами. Сунули десятку по пятьдесят восьмой. Лесоповал в Вятлаге, потом медный рудник в Казахстане…

– А побег из Джезказгана?

Старик усмехается:

– И откуда ты все знаешь? Из тебя бы следователь вышел – мечта чекиста… Ну, год четыре месяца можно вычесть. В конце сорок второго мы ушли на волю. А в сорок четвертом на Алтае не повезло, опер в отпуск приехал, в бане за одну шайку схватились… Новая десятка и – Колыма… Хватит об этом. Надоело… Ты на фортепиано не играешь?

– Музыкальную школу закончил.

– Сыграй мне…

Пьер поднимается на сцену, откидывает крышку пианино, берет несколько аккордов. Татищев пересаживается в кресло последнего ряда. Пьер смотрит на него, лицо его становится серьезным. И начинает играть.

В дверь просовывается голова Анны Федоровны. Некоторое время она стоит, прислушиваясь и глядя на сцену. Потом тихонько прикрывает дверь за собой.

Звучит начало “Лунной сонаты”.


Стемнело, метет мартовская поземка. На пустынной улице у проходной хлебозавода они прощаются.

– Из-за меня вы не поспали днем…

– Я привычный. Часок прихватить обычно удается.

– А нельзя мне с вами туда?

– Не дай бог, ты украдешь секрет сушки сухарей. Это же государственная тайна. Иди спать.

– Когда вы освободитесь?

– В семь.

– Я приду к семи.

– Приходи… Ну! Дай я тебя обниму…

Они обнимаются.

– Будь здоров, француз!

– Спокойной ночи, Граф!

Старик ныряет в проходную. Пьер приникает к решетке ворот и видит, как с мешком за плечами он ковыляет по двору сквозь метель, оборачивается у входа в цех и, помахав Пьеру, скрывается за дверью. Как зачарованный, Пьер смотрит на поземку, заметающую двор. Опускает голову и быстрым шагом идет прочь.


Странный навязчивый звук будит Пьера в гостинице. Открыв глаза, он обнаружил, что рядом с его койкой ходит курица-пеструшка, что-то клюет с полу и кудахчет. Большой пузатый мужик в длинных трусах подхватил курочку и смущенно улыбнулся Пьеру:

– Извиняй, друг… Не углядел.

Пьер садится на кровати, пытаясь стряхнуть сон. Мужик засовывает курицу в корзинку, в которой сидит другая курица. Он пьет чай за столом и, все так же улыбаясь, объясняет:

– У тещи именины, гостинец приволок…

Кроме них двоих, в номере никого нет, стоят разворошенные койки. Взгляд Пьера падает на часы – без двадцати девять. Он вскакивает и принимается лихорадочно одеваться.

То бегом, то быстрым шагом Пьер, взмыленный, спешит к бараку.

На кухне высокими голосами разговаривают бабы. Пьер проносится мимо и толкает дверь каморки. Она заперта. Он стучится раз, другой – никто не открывает. В коридор выглядывает баба:

– Нету их… Кого надо?

– Татищева.

– Вроде не было… Михална, деда не видала?

– Аполлоныча? Его со вчера нету, не приходил.

– А сосед?

– Толян на работе. Он на четвертой автобазе… Вам кто нужен?..


У ворот хлебозавода Пьер заходит в проходную.

– Ну, вызвали скорую, увезли… – пожилой охранник рассказывает Пьеру. – Все как положено…

– Куда увезли?

– Кто его знает… Я только заступил, сменщик был. Должно, в горбольницу. Куда скорая возит…

– Когда это случилось? В котором часу?

– То ли в три, то ли в пять, кто его знает… Его в котельной нашли. Видать, худо ему стало, он и упал…

За столом в ординаторской больницы женщина-врач со стетоскопом на шее заканчивает писать и поднимает хмурый взгляд на стоящего перед ней Пьера:

– Вы ему кто?

– Сын.

– Чего ж привезли так поздно? Обширное кровоизлияние, организм изношенный… Мы делали все, что могли.

– Инсульт?

– Инсульт…

В морге Пьер пробирается за служителем в фартуке и резиновых перчатках между столами, на которых лежат прикрытые простынями покойники. Служитель сверяется с биркой и откидывает простыню:

– Этот?

Пьер стоит, вглядываясь в лицо – безмятежное, умиротворенное, с резкими, словно вырезанными из камня морщинами. Служитель подает Пьеру заплечный холщовый мешок.

На кладбище тает снег, священник кадит, хор из двух бабок тянет “Со святыми упокой”.

Гроб опускают в могилу, засыпают землей. Проводить покойника пришли две женщины – Анна Федоровна из Дома культуры и старуха-соседка из барака.

На холмик кладут цветы. Пьер расплачивается с землекопами.


Май в Москве. Деревья покрылись нежным пухом, цветет сирень. На двор университета на Моховой вываливается толпа студентов с профессором. Слышен смех, оживленный разговор. Пьера трогает за локоть Аня:

– Ты на трамвайчике едешь?

– На каком трамвайчике?

– Договорились же – в четверг в четыре прогулка по Москва-реке, потом прощальная вечеринка…

– У меня самолет в одиннадцать…

– Тебя не будет?

Увидев стоящую в воротах Киру Галкину, Пьер кивает Ане и бросается к Кире.

Вид у нее хмурый и злой, кажется, она вот-вот заплачет. Он обнимает и целует Киру:

– Что случилось?

– Ничего. Давай куда-нибудь закатимся… Пошли в ВТО.

Они выходят из ворот и идут вверх по Охотному Ряду к улице Горького.

– Что такое ВТО?

– Мы же там были. Актерский ресторан на Пушке. Ты там знаменитую поджарку ел…

– Что с тобой?

– А, ерунда… Неприятности в театре.

– Какие?

– Не хочу. Давай о чем-нибудь другом…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Олег Борисов
Олег Борисов

Книга посвящена великому русскому артисту Олегу Ивановичу Борисову (1929–1994). Многие его театральные и кинороли — шедевры, оставившие заметный след в истории отечественного искусства и вошедшие в его золотой фонд. Во всех своих работах Борисов неведомым образом укрупнял характеры персонажей, в которых его интересовала — и он это демонстрировал — их напряженная внутренняя жизнь, и мастерски избегал усредненности и шаблонов. Талант, постоянно поддерживаемый невероятным каждодневным кропотливым творческим трудом, беспощадной требовательностью к себе, — это об Олеге Борисове, знавшем свое предназначение и долгие годы боровшемся с тяжелой болезнью. Борисов был человеком ярким, неудобным, резким, но в то же время невероятно ранимым, нежным, тонким, обладавшим совершенно уникальными, безграничными возможностями. Главными в жизни Олега Ивановича, пережившего голод, тяготы военного времени, студенческую нищету, предательства, были работа и семья.Об Олеге Борисове рассказывает журналист, постоянный автор серии «ЖЗЛ» Александр Горбунов.

Александр Аркадьевич Горбунов

Театр
Таиров
Таиров

Имя Александра Яковлевича Таирова (1885–1950) известно каждому, кто знаком с историей российского театрального искусства. Этот выдающийся режиссер отвергал как жизнеподобие реалистического театра, так и абстракцию театра условного, противопоставив им «синтетический театр», соединяющий в себе слово, музыку, танец, цирк. Свои идеи Таиров пытался воплотить в основанном им Камерном театре, воспевая красоту человека и силу его чувств в диапазоне от трагедии до буффонады. Творческий и личный союз Таирова с великой актрисой Алисой Коонен породил лучшие спектакли Камерного, но в их оценке не было единодушия — режиссера упрекали в эстетизме, западничестве, высокомерном отношении к зрителям. В результате в 1949 году театр был закрыт, что привело вскоре к болезни и смерти его основателя. Первая биография Таирова в серии «ЖЗЛ» необычна — это документальный роман о режиссере, созданный его собратом по ремеслу, режиссером и писателем Михаилом Левитиным. Автор книги исследует не только драматический жизненный путь Таирова, но и его творческое наследие, глубоко повлиявшее на современный театр.

Михаил Захарович Левитин , Михаил Левитин

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное