Лопухи и лебеда

Панька, старшая сноха, сбрасывает на землю снопы, кричит, дуя на пальцы:

– Люди давно шти хлебають, шабашить пора!

Никто не откликается. Мерно ударяют цепы.

На крыльце громко топают, ухнула дверь, слышится затрещина.

– Куды прешь, бесененок, пралик тя расшиби!

Варвара выскочила в сени:

– Сестрица, не шумитя, погодитя, Христа ради!

– Ай спить кто? – удивилась Панька.

– Хлебы спужаются…

С багровым лицом, крестясь и бормоча себе под нос, Варвара вынимает горячий хлеб из печи.

– Нешто слово знаешь? – подозрительно спрашивает Панька.

– Я вам опосля скажу… – бормочет Варвара.

Тимоха уже за столом, стучит ложкой. Баранчик дает ему легкий подзатыльник, тот послушно вскакивает, крестится.

– Очи всех на тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении…

Варвара принесла хлеб, положила перед Баранчиком, стала ни жива ни мертва.

Перекрестив ножом каравай, он отрезает краюху, нюхает пар. Поднялся, протянул деду на печь:

– Кушайте на здоровье, папаша.

Баранчик потянулся к чашке с кулешом, за ним остальные. Распробовал горячее хлебово, покосился на Варвару:

– А сама?

– Напробовалася… – бормочет она.

Чашка быстро пустеет. Варвара тащит самовар.

Панька говорит:

– Ярка белая чегой-то захромала… поглядите, батюшка.

– Чего ты там давеча про Чукановых болтал? – спрашивает Баранчик.

– Да энто я так… – ухмыляется Егор. – Крячиха cказывала, Степку вроде отец отделяеть вчистую…

Баранчик, со смаком хлюпая, тянет горячий чай. Феклуша разливает.

– А не сказывала Крячиха, почто они в мясоед одну репу трескають?

– Да будеть вам…

– Пока старик их дяржал, им в пояс кланялися. Первые богачи были. А помер старик, бабы передралися. Таперя заместо одного двора справного – два, один худей другого… Всё бабы, от их вся зло, от баб…

Панька смеется. Иван уставился в пол.

– Думки твои мне известные… Ступай-кось, Чалому овса засыпь. Завтре картошек на базар повезешь. Панькя с тобой пойдеть.

– А стряпать? – спрашивает Панька.

– Вчерась я стряпала, завтре ейный черед, – подтверждает Феклуша.

– Череду не надо. На стряпню Варькя станеть. И боле никто.

У Феклуши темнеет лицо.

– Энто как же, Яков Трофимыч? Неладно выходить…

В сенях оборачивается Егор:

– Для чего, папаша, других баб обижать?

– Делай чего велено… – Баранчик косится на Варвару: – Подь сюды.

Он стирает пот, не торопясь, достает кошелек, выкладывает медяки.

– Одиннадцать копеек… Завтре в лавку сходишь. Сома соленого возьмешь да цыбик чаю. Копейку он мине должон…

Под взглядами баб Варваре хочется провалиться сквозь землю.

Вздрагивает красный огонек лампады в кивоте, хлопает дверь. Баранчик принес ярку, опустил ее на пол возле печки.

Феклуша на коленях бьет поклоны. Храпит Егор, во сне вскрикивает Тимоха.

Лежа на полатях, Варвара смотрит в темноту. Рядом ворочается Иван.

Скрипит кровать под тяжестью Баранчика.

Перегнувшись через Варвару, Иван спрыгивает на пол. В сенях он сует ноги в валенки.

Феклуша, вскочив, прилипает к окну. Баранчик приподнимает голову с подушки.

На дворе Иван заводит лошадь в оглобли. Подходит Баранчик:

– А ну, вертай коня на место.

Иван молча делает свое дело, проверяет гужи, затягивает седелку. Кончив возиться с упряжью, открывает ворота и говорит:

– После погутарим. А то так уйду.

Баранчик качает головой, бормочет угрюмо:

– Ирод турецкай, булгак, весь в матерю покойницу…

На Михайлов день Баранчик на дворе подрезает кабанчика.

В фартуке, весь в поту, с голыми волосатыми руками, он работает с удовольствием, неторопливо и ловко. На завалинке дед щурится на тусклое солнце. Увидев Варвару с миской каши, он замычал, заволновался.

– А я табе кашки запарила слатенькой… Да не бежи, дедунь, никто не отыметь…

Псы ворчат, вздрагивая от возбуждения, не сводя глаз с Баранчика. Он ухмыляется, поглядывая на старика.

– Энто он теперя тихой, как голубь, Трофим Яковлич. А был – чистый зверь. Как напьется, мы по суседям ховались с сестрой. Из прясла кол вынеть – и пошел махать. А именья своего – вша в кармане да блоха на аркане, всю жисть в батраках…

Феклуша наливает свиной крови в стакан, в другой – водки. Обтерев руки, Баранчик крестится, пьет водку, запивает кровью. Феклуша протягивает стакан Тимохе, тот с отвращением кривится.

– Какой ты мужик в таком разе? Варьке поднеси…

Варвара с удовольствием вытягивает стакан до дна, облизывает губы, кланяется:

– Благодарствуйте, батюшка.

У ворот останавливается телега с лошадью. Баранчик поднимает голову:

– А кучер иде же?

Варвара выскакивает на улицу, оглядывается по сторонам, заводит лошадь на двор.

Баранчик качает головой:

– Иде ж он его мотал? Энтому коню сколь ума вложено – Ваньке бы малость призанять. Не поскупился Господь, ума дал как енаралу. Выводи его да напои…

Пошарив в телеге, Баранчик вытащил из-под дерюги овчину и два мешка. Он пощупал овчину, развязал мешок, обнаружил в нем овес.

Тут появился Иван. На негнущихся ногах он зашел в калитку. Лицо у него было разбито, напухший глаз сочился кровью.

– А вот и кучер пожаловал…

Иван, не говоря ни слова, шагнул в сарай и завалился в сено. Баранчик пришел следом:

– Полежи, полежи, охолонися. Може, в башке твоей провеется маненько…