Лопухи и лебеда

– Вот энто по-нашему! Шел бы ты ко мне в дьяконы…

– А по-нашему-то вон как… – Он ревет на всю избу: – Пр-р-ролетар-рии всех стр-р-ран, соединяйся-а-а!..

– Тише вы, дьяволы, – ворчит Трынка. – Девку родимчик хватить…

– Растолкуй ты мне, старой дуре, – вмешивается бабка Бзыря. – Почто их прилетать-то зовуть? И цыган, и татарин – и все до нас?

– Про цыган не скажу, не слыхал, – озадаченно говорит командир. – А татаре-то самые боевые. Да латыши…

– Без коней останемся, цыганы покрадуть… С кем соединяться-то? С ворьем?

– Натурально, с мужиком, – бурчит Лебеда. – Ты смекай, Бзыря… В Расее мужик ноне ослабши. В одиночку ему не взойтить. А тута со всех сторон набегуть, с заморских, да всем миром табе засодють. Небось крякнешь…

Священник хохочет вместе со всеми, вытирает слезу:

– Ах, срамники, шалопуты…

Утром Варвара латала крышу, утюгом прибивала доску.

Мужик появился с огорода. Мокрый, весь в ржавой глине, с винтовкой и мешком на плече, он ковылял по двору и кашлял.

Палашка глядела с полатей, как он стаскивает сапоги, дрожа от холода. Под ним тотчас натекла лужа.

– Не в кабак пришел, – сварливо сказала Варвара. – Не вишь, прибрато в избе…

Печь в землянке блестит свежей побелкой, в красном углу иконка, чистой тряпицей застелен стол.

Стянув гимнастерку, он добыл бутылку из кармана шинели, откусил затычку и стал пить из горлышка. Посидел, переводя дух, стуча зубами, и стащил с себя портки вместе с подштанниками.

– Срам какой! – вспыхнула Варвара. – Дитю бы хуч постыдился!

– Брысь отседа… – пробормотал он.

– Никуды мы не пойдем, энто наша фатера. – Она уселась на табуретку, сложила руки на животе. – Ты ишо за постой платить должон.

И Палашка прибежала, стала рядом.

– Набежали, паразиты! – заревел он и, схватив винтовку, запрыгал к ним со спущенными штанами. – Сполняй приказ, кладу на месте!

Варвара с Палашкой кинулись на двор.

За дверью слышалась ругань и возня, потом все стихло.

– Вишь, чорт, озорник какой…

Палашка побежала к окошку.

– Штаны надел… – доложила она. – Чегой-то на печке ковыряется… кажись, жрёть!

Варвара охнула, заколотилась в дверь, но она не поддавалась.

– Энто наши шти! Не трожь, зараза!

Она вскочила на крышу и, отодрав прибитую доску, свалилась в горницу.

– Дитё кормить нечем!

Отставив зад в подштанниках, он ловко отпихивал ее от печки, а другой рукой зачерпывал варево.

– Отдай! – кричала Палашка. – Мы тоже исть хочим!

Варвара схватила винтовку:

– Стрельну! Ей-богу, не погляжу!

– Незаряженная, положь. – Обжигаясь, он перекатывал во рту горячую жижу. – Кулацкая твоя морда, человека убивать за пойлу поросячью… На, подавися!

– Иди, доча, покушай, покуда он все не сожрал. Нахлебник ишо… – проворчала Варвара.

Палашка накинулась на еду.

Забравшись на полати, мужик завернулся в шинель, что-то под ней отщипывал и отправлял в рот. Его била дрожь.

– Дай хлебца, дяденька, – попросила Палашка, углядев, что он жует.

– Не могу, самому мало… – Он сунул за щеку остаток краюшки. – Рази энто шти? Тама один бурак, энто борч называется, а шти положено с капусты.

– Ты мине не указ, – проворчала Варвара. – Тута я хозяйка. А куролесить будешь – мужуков с деревни покличу.

– Я те покличу, головы недосчитаешься, – пообещал он. – Помой рубаху, худо мине…

– Прислугу нашел… – Она подняла с полу его гимнастерку. – Иде же ты так выгвоздался? Давай соли осьмушку – одёжу вымою.

– Я те лучше дам… Тама в подсумке.

Варвара подобрала подсумок, открыла – он был набит винтовочными патронами.

– Куды энто? В похлебку ложить?

– Ну, квашня… Да за патроны мужики табе цельного барана приволокуть.

Варвара с сомнением потрогала патроны в смазке:

– Не омманешь?

– Настоящий товар даю. Патрон самый свежий, прямо с заводу, с сорок третьего, танбовский…

Она припрятала патроны и, собрав его одёжу, пошла на двор.

У колодца она услышала его отчаянный надсадный крик. Из дома с воем вылетела Палашка в слезах:

– Напужалася, мамка!

– Ложись, гады, нарублю в окрошку! – хрипел он, скорчась на полатях, и трясущимися руками дергал затвор.

– Когда ж угомон табе будеть? Нету никого, чего табе млеется…

Варвара отобрала у него винтовку. Он обмяк, покорно дал себя уложить, свернулся калачиком под шинелью.

– Машину увидишь – сейчас до меня беги… – прошептал он.

– Откуль тута машина? – удивилась Варвара. – У нас и рельса нету, до чугунки семьдесят верст…

– Самая лютая та машина, от ей не скроешься… – бормотал он, скрипя зубами, шаря по бревнам воспаленным взглядом. – С семью головами рогатыми, и шесть крыл у ей железных, серу огненную пущаеть и кричить нестерпимым голосом…

– Страсть какая! – Она перекрестилась. – Ероплан, что ль?

Пот лил с него градом, он часто и шумно дышал.

– Непутевый какой… – с досадой сказала Варвара. – Звать-то тебе как?

Накрывшись с головой, он отвернулся к стене. Она пошла к двери, но услышала его хриплый шепот:

– Коли помру – Пензенской губернии Чембарского уезду деревня Ключи… а звания наша Малафей.

– Соловей? – удивилась Варвара. – Татарин, что ль?

– Малафей, не Соловей… Самая ни на есть православная. Андела на самые на святки, третьего числа…