Лопухи и лебеда

– Элементарно, – отвечал он с ухмылкой. – Непредвиденные обстоятельства. Выхожу я утречком из общаги, смотрю – человек. А мне – на мандатную комиссию. Нет, говорит, не могу, я проездом, сегодня уезжаю. Я ее за углом на лавочке посадил, а сам – в институт. Выхожу – сидит, шельма. И угодил я с ней в Минводы. Мамуля, папуля, дом двухэтажный. Рай. Отец директор санатория. Погуляли недельку, чувствую – пора, к знаниям тянет. Давай, говорю, за картошкой сбегаю. Мамуля обрадовалась – вот это муж! И в поезд.

Они смеялись. Петя слушал и не верил.

Пришел бригадир в потертой шляпе, спрашивал желающих работать на машине.

– Шоферов не хватает.

Воронец вскочил, схватил в руки свои мокасины:

– Спецодежду давай.

Бригадир недоверчиво оглядел его:

– Права-то есть?

– Где твой драндулет? У меня ребра поломанные, я ж автогонщик!

Кормили их в столовой на краю поселка. Подъезжали автобусы, улица оживала, они галдели, толкались в дверях, и в столовой сразу становилось шумно и тесно.

Аня пила молоко и с задумчивым видом поглощала конфеты.

– Спать не дали, девчонки трепались до утра. Привезли на какую-то станцию, на сортировку. Там горы картошки. Гнили полно, запах жуткий… – Она посмотрела отрешенно. – А настроение – прекрасное, на душе почти весело, почему – не знаю.

– Может, ты в меня влюбилась.

– Чего нет – того нет… – Она улыбалась, глядя ему в глаза из-под козырька своей кепки, и это было неприятно.

За окном самосвал резко затормозил, распугав компанию девчонок, они отскочили с визгом. Из кабины вылез, ухмыляясь, Воронец, в сапогах и в ватнике, по-прежнему при галстуке.

– Это еще что за чучело?

Петя угрюмо ковырялся в макаронах.

– Ужасно хочется шоколадку, – сказала она капризно. – Я больше всего люблю такой горький, темный, знаешь? А тут, кроме подушечек, ничего нету… – Она нахмурилась – Воронец с подносом подходил к их столу.

– У меня, между прочим, день рождения, – скромно объявил он, сгружая обед. – Никаких подарков, умоляю. Посидим тихо, по-деревенски.

– Что же ты молчал? – удивился Петя. – Поздравляю.

– Там подружка найдется какая-нибудь? Только нам чего-нибудь попроще. Я не гордый, мне красавиц не надо.

– Вам самую страшную? – осведомилась она. – Трудно будет остановиться, выбор большой.

Оба рассмеялись.

– Страхолюдочка ручки сложит и сидит смирно, она брюки уважает… – Он шумно хлебал суп. – А как вывеска посимпатичней – уже она вся в заботах, ой-ой, как бы не промахнуться! КПД – как у паровоза…

– Это неостроумно.

В окно постучали – Проскурин звал Петю.

– Правильно, – охотно согласился Воронец. – Скажешь вслух – вроде пошлость, а сделай тихо – уже называется по-другому, житейская мудрость.

Петя выскочил на улицу. Рядом с Проскуриным стоял немолодой грузный милиционер в чине лейтенанта. Он обернулся к Пете.

– Ерунда, ничего страшного… – пробормотал он, бесцеремонно разглядывая его синяки. – С фиксой такой? Чернявый? Его оформить – одна минута. Фомин Игорь, он срок досиживает, уже на химии. А на выходные их домой пускают. Протокол на стол – ему сразу добавят. Подавать будешь?

Петя молчал, насупясь. Заразительно смеялась Аня за окном.

– А может, и не мешало добавить? – сказал Проскурин.

– В самый раз, – кивнул, пыхтя, участковый, – парень-то поганец. А мать одна, да у ней второй растет, такой же.

– Не буду я ничего писать, – буркнул Петя.

Лейтенант ушел, переваливаясь с боку на бок. Вышла Аня с Воронцом, он махнул им рукой и залез в кабину.

– По-моему, он жуткий пошляк, – сказала она, продолжая улыбаться ему вслед.

Вечером Петя выскочил из автобуса на станции. Он спросил, где магазин, и побежал на эстакаду.

Начинались сумерки, с электрички валил народ. На площади рядом с водокачкой стояли два магазина, продуктовый и хозяйственный, оба почему-то запертые. На вопрос о ресторане два летчика показали ему в обратную сторону.

Петя опять помчался через эстакаду. На автовокзале толпа все прибывала, один за другим подъезжали автобусы. Из буфета долетал жирный запах пончиков. Он пробрался к стойке, но шоколада там не оказалось.

Он миновал квартал одноэтажных, окруженных палисадником домишек, свернул с пристанционной улицы и на развилке шоссе нашел стеклянный павильон. За шторами колыхалась тесная толпа танцующих. У входа дремали машины. На стук никто не откликался.

Обойдя дощатый забор, через хозяйственный двор Петя проник на кухню, а оттуда – в зал. В ресторане гуляла свадьба. После долгих переговоров усатая официантка принесла две плитки шоколада под названием “Сказки Пушкина”.

Стемнело, когда он вернулся на опустевший автовокзал. Затих буфет. Женщины с сумками дожидались автобуса, и кто-то спал на лавке.

– Это Махонинский, а на Трудовое больше не будет, – объяснила одна из них. – Последний ушел…

Петя потоптался, не зная, на что решиться. Затарахтел автобус, они стали садиться, растолкали спящего.

– Туда километров двадцать, – сказал Пете водитель, но, заметив уныние на Петином лице, уступил: – А может, и поменьше, я не мерил…

Автобус уехал. Петя остался один на площадке у автовокзала. Он рассовал шоколад в карманы куртки, застегнул молнии и припустил ровной трусцой.