- Каким паровозом?.. - метафору капитана я сначала воспринял буквально.
- Бортом, бортом! Вылет через двадцать минут, не успеешь - вини себя сам! Собирайся!
- Да что тут собирать! - подорвался я к выходу. Мою девятку увезли общим чохом вместе с остальными. Зачем, если меня не собирались брать, - непонятно, возможно просто грузили все подряд.
- Откуда я знаю! Может, тебе какие-то масленки-шестеренки требуются! - на ходу пропыхтел Угорин, пытаясь за мной угнаться.
На улице я заозирался в поисках транспорта.
- Мотик за углом припаркован!
Не люблю, ни мопеды, ни мотоциклы. Мама меня воспитывала только с бабушкой, родня отца после его смерти от меня отказалась, пусть это останется на их совести. И каким-то особым благополучием наша маленькая семья похвастаться не могла. Поэтому в детстве я мог лишь завистливо коситься на старших, обладающих заветным движком на двух колесах. Позже интересы сместились, мечтать стал о другом, а когда появились деньги, уже прочно убедил себя в нелюбви к данному средству передвижения.
Мчась за спиной капитана по дорогам Муромцево, нашел кучу новых доводов в пользу своего отношения к мотоциклам - вел Алексей Игоревич как заправский лихач, но, надо признать, доехали мы вовремя.
Лететь предлагалось на госпитальном самолете. Усадив меня среди стоек под капельницы, Краснова мотнула головой в сторону двери в другой салон:
- Как взлетим, приходи! - и скрылась за переборкой.
Капитана на борт не взяли:
- Я невыездной! - махнул он рукой, провожая меня до трапа.
Вспомнив, что Угорин до сих пор находится под следствием, возражать не стал, только с благодарностью кивнул.
Полет прошел нервно. Елена почти сразу после взлета укрылась прихваченным из стопки одеялом и задремала, Света сама не шла на контакт, а остальные пассажиры являлись врачами и судорожно пересчитывали свои запасы, переругиваясь в процессе. Сидеть у них в отсеке было особо негде, разве что на каталке расположиться, но, как суеверный человек, рассаживаться или разлеживаться на ней я опасался. Так и ушел в итоге на собственное место накручивать себя и паниковать.
Проснулся от болтовни вышедших в мой отсек втихаря покурить медработников, что, вообще-то, было строго запрещено. Как оказалось, мы уже почти час кружили над крохотным военным аэродромом под Ржевом, дожидаясь очереди на посадку. В первую очередь сажали борты с техникой и солдатами, возможности заштатной полосы заметно не дотягивали до свалившегося на нее потока. Снова прошел в основной салон и тихонько тронул Елену за плечо:
- А?!. Что?..
- Мы уже на месте. Нас не принимают, а уже семь часов.
- Семь?.. - потянувшись, Краснова заглянула в комм, - Семь! Сиди здесь! - зачем-то сказала она, вручив мне свое одеяло.
Открыв дверь к пилотам, женщина что-то начала им говорить, слова за гулом движков не разбирались, пока не прозвучало достаточно громко и четко:
- ... Сокол на борту!
Волшебная фраза, видимо, сломала сложившийся порядок, потому что, вернувшись, сержант отправила меня обратно:
- Иди на место, идем на посадку,
На полосе нас уже ждал армейский джип, куда со всеми почестями сопроводили Светика с телохранительницей, ну, и меня заодно.
Как ни отдавали честь нашей машине (сержанту и фельдфебелю, между прочим, обалденные звания, и что же я от них отпихивался?!), ехать по запруженной дороге мы могли исключительно с общей скоростью. И ладно бы ехать, но заторы случались на каждом шагу, отнимая драгоценное время.
В пункт наблюдения я, опережая своих попутчиц, ворвался в 21:12.
Ровно на одну минуту позже выхода Отрепина, Перепелицина, Крижа и Субботиной.
До заката оставалось еще десять минут, я рвался остановить и заменить хоть кого-то из них! Хотя бы Зою-Зайку!
Поздно.
Ровно на одну минуту поздно.
Потом, анализируя записи, я пойму, кто и где ошибся, но сейчас...
Павел бился до последнего, он сопротивлялся даже с перебитой ногой, он показал весь класс! Я вряд ли когда-либо увижу фехтование круче, но Война был быстрее.
Зоя полегла сразу, не сумев увернуться от прыжка Чумы. Она просто растерялась.
Яков сумел тяжело ранить Глада, еще немного, и он бы его добил! Вмешался быстро освободившийся Чума. Двое на одного. Яшка прыгал, выжимая из девятки всё, недаром он был самым упертым!.. Ему не хватило каких-то сантиметров, всадники подловили его в конце прыжка.
Толик, которого так не любил Макс, после нелепой гибели Зайки забыл все на свете, потерял голову и... потерял голову. Раздор, с которым я толком не бился, оказался не менее опасным противником, чем Чума или Война.
Начавшаяся какафония стычки двух волн меня, казалось, не затронула.
Кто-то выталкивал меня из вмиг ставшего опасным наблюдательного пункта, кто-то орал в ухо... мне было всё равно.
Три парня и девчонка, которым я не стал другом (и не стремился, если честно), не стал наставником (не захотел напрягаться, плюнув на недоверие), не стал товарищем по поединку (одна минута!)