Ловец душ и навья невеста

— Карна, я знаю тебя всего несколько дней, и мне уже иногда хочется тебя придушить, так что появление Эдмона было вполне ожидаемым. Но если не месть, то что может тяготить его душу? Какой-то долг? Незавершенное дело? Чего он может хотеть от тебя, Карна?

— Знаешь, тебя это не касается, — заявила она. — В любом случае мне лучше уехать. Здесь небезопасно, а в монастыре меня защитят.

— Он появлялся и раньше?

— Нет, — ответила Карна. — Не знаю. Я видела пионы — он знал, что я их люблю, чувствовала взгляд… Ничего такого, но иногда мне становилось страшно без причин.

Рихард задумался.

— Может, действительно сама себя накручивала. Ты останешься, Карна.

Вспыхнув, она открыла шкаф, сняла несколько платьев прямо с вешалками, поддела пяткой чемодан и, вытащив его, замерла, увидев фото Эдмона. Она и забыла, что положила его туда. Мягкая улыбка, добрые глаза. Отчего он стал навью? Неужели она действительно сделала что-то не так?

— Одевайся и спускайся вниз, — сказал Рихард, проследив за ее взглядом. — Если ты уедешь, я не стану заниматься Эдмоном, и он так и будет бродить вдоль Червы, разыскивая любимую жену. Ты этого хочешь? Чтобы душа его не нашла покоя?

Карна постояла, прижимая платья к груди, а потом по одному повесила их назад в шкаф.

— А можешь и не одеваться, — сказал Рихард. — Дай посмотрю колено, ты здорово его ушибла.

Он шагнул к ней, провел рукой по бедру, поднимая рубашку.

— Уйди, — рявкнула она.

— И, кстати, здесь ты можешь ничего не бояться. Мой дом — самое безопасное место.

— Да у тебя даже решеток нет на окнах!

Многозначительно подвигав бровями, Рихард взял череп с полки.

— Позволь представить тебе Гектора.

32

Ему тогда исполнилось двенадцать, и он почти забыл, каково это — не чувствовать боли в спине и пониже. Наставник приюта, отец Йорген, лупил его нещадно, и, положа руку на сердце, было за что. Рихард отличался задиристым нравом, хитростью и к проказам подходил с выдумкой и фантазией. А уж мстил с размахом.

Вот и сейчас он сбежал из комнаты, где под худыми одеяльцами спали остальные мальчишки, и тихо крался к церкви. Ночью барельефы, украшавшие стены, казались грубее и проще, но отчего-то красивее, словно луна отсекла лишнее, оставив лишь суть, а заодно накинула серебряную вуаль на купол, приглушив бесстыдное сияние позолоты.

По утрам отец Йорган надевал черную рясу, делал постное лицо и рассказывал им, что все они сгинут во тьме, если не станут вести себя хорошо. Детей в приюте было много, завывания Йоргана приходили послушать и бабки из деревень, и монахини, так что в толкотне Рихарду удалось незаметно приоткрыть окошко, а потом снова его закрыть, подсунув между ним и рамой сложенный лист бумаги.

Подойдя к тому самому окну, он толкнул его. Как и надеялся — за день никто не заметил, что окно не закрыто, и теперь оно легко поддалось. Подтянувшись на руках, Рихард вскарабкался по стене, цепляясь за выщерблины между плитами босыми пальцами ног. Пришлось идти разутым — ботинки они на ночь выставляли в коридор, и толстая Марта ходила по нему до отхожего места раза три до рассвета.

Скатившись внутрь церкви, Рихард осмотрелся — повезло, что он видит в темноте, как кот. Скамейки оказались сдвинуты в угол, а пол вонял мокрыми тряпками. В свете луны, пробивающемся через витраж с изображением фигуристой дамы с кошкой на круглых коленях, сверкало серебро, украшавшее постамент, на котором хранилась главная ценность церкви и отца Йоргана. Рихард подошел и посмотрел через мутное стекло, зацелованное прихожанами. Череп святого Гектора лежал на бархатной подушечке и скалил безупречные зубы. На той неделе отец Йорган так влепил Рихарду по щеке, что синяк не сошел до сих пор, а один зуб едва не выпал. Рихард вынул из-за пазухи принесенный сверток и положил на пол. Потом достал из кармана штанов тонкую линейку — ею отец Йорган любил бить по пальцам. Со стеклом пришлось повозиться. Ключа у Рихарда, конечно, не было, так что он отогнул серебряную рамку, расковырял замазку линейкой и аккуратно достал заднее стекло, положив его рядом со свертком. Развернув тряпку, вынул оттуда череп свиньи, найденный им позади хлевов и, внутренне холодея от восторга и ужаса, заменил им череп святого Гектора. Руки его дрожали, но он сумел поставить стекло на место, прижать рамку, замотать череп святого и выбраться из церкви. Потом он убежал на берег реки — быстрой Береники, которая журнала звонко и бойко, перепрыгивая валуны, — сел там и без особой церемонности развернул тряпку.

Череп святого казался вполне обычным — за исключением разве что хороших зубов. Вот у отца Йоргана зубы почернели и половина вывалилась, хотя ему вряд ли сильно больше сорока. Святой Гектор был славен милосердием и добротой и исцелял болезных. Когда болел кто-нибудь из мальчишек, то вся надежда была на скупую молитву отца Йоргана и бульон толстой Марты, которая варила его из говяжьих костей.