Ловец огней на звездном поле

Я без колебаний зажал фонарик в зубах и начал спускаться вниз по ржавым железным скобам. Шахта оказалась сложена из кирпича, отчего меня не покидало ощущение, будто я спускаюсь по старому дымоходу. Внизу, однако, оказалась не каминная топка, а еще одна горизонтальная труба, сложенная из известняковых плит. Она выглядела достаточно широкой, и я двинулся по ней на четвереньках, распугивая тараканов и мокриц. Футов через пятнадцать я добрался до того места, где заканчивался фундамент эпохи владычества испанцев, и оказался под лестницей, по которой мы только что поднимались на второй этаж. Горизонтальный ход привел меня в крохотное помещение над одной из опорных балок этой лестницы. Снаружи – со стороны ступенек – эта ниша выглядела просто как полка, как закуток, куда прячут швабры и ведра, но сейчас я разглядел здесь дубовый люк, который вел – должен был вести – прямо в банковское хранилище.

В эту секунду я получил ответы сразу на сотни вопросов, которые столько времени не давали мне покоя.

Выбравшись в узкий закуток, я кое‑как развернулся и пополз по вентиляционной шахте обратно. Когда я снова оказался в директорском кабинете, Томми с улыбкой накручивала на палец прядь волос.

– Ну как? – как ни в чем не бывало осведомилась она.

– Но это же… Почему ты не рассказала мне об этом люке раньше?

– Меня просили  не рассказывать.

– Кто просил?

– Дядя Уилли. – Она опустила голову и потерла ногу, словно у нее вдруг свело судорогой икру, потом глотнула воды из своей бутылки. – Я все понимаю, Чейз, – добавила Томми негромко. – Собственно говоря, тут и понимать нечего – у тебя все на лице написано. Ты много лет жил в неведении; тайна не давала тебе покоя, и ты делал все, чтобы докопаться до истины. Из‑за этого ты даже стал иначе относиться к дяде Уилли, который не хотел тебе ничего говорить… Я, во всяком случае, ясно вижу, что между вами возникло некоторое напряжение. Раньше его не было, но как только я вернулась, то сразу почувствовала, что вы… Что ты и он… Поэтому‑то я и показала тебе этот ход… – Она слегка постучала ногой по крышке люка под столом. – Я не хочу, чтобы ты сомневался в дяде или подозревал его в… в том, чего он не делал.

– Понятно. – Я сунул руки в карманы. – Хотел бы я знать, о чем еще ты умалчиваешь.

В этот момент взошло солнце, и сквозь жалюзи в кабинет начал просачиваться дневной свет. Внизу стукнула дверь – кто‑то вошел в банк и начал подниматься по лестнице: я отчетливо слышал, как бренчит в его кармане мелочь.

Глаза Томми ярко заблестели.

– Идем, – сказала она.

Мы вышли из кабинета и направились к лестнице. На верхних ступеньках мы столкнулись с дядей Джеком, который двигался нам навстречу. По‑видимому, он знал о нашем присутствии, но что он мог поделать? Проходя мимо него, Томми с вызовом рассмеялась, но ничего не сказала. В ответ ее отец только покачал головой, потом поднялся на последнюю ступеньку и, подняв руку, уперся ею мне в грудь.

– По тюрьме соскучился, щенок? – негромко спросил он.

Сколько я себя помнил, в присутствии дяди Джека я всегда испытывал какой‑то иррациональный страх, причину которого мне так и не удалось отыскать. Каждый раз, когда он оказывался поблизости, у меня дрожали поджилки. Думаю, он об этом догадывался; во всяком случае, каждый раз, когда мы встречались, лицо у него становилось особенно гордым и заносчивым, словно он твердо знал: я против него – букашка.

Шагнув в сторону, я обогнул дядю Джека, так что его рука на мгновение повисла в воздухе, и продолжал спускаться. Внизу лестницы я обернулся: дядя Джек так и стоял на верхней площадке, глядя то на нас, то на дверь своего кабинета. Взгляд его показался мне каким‑то неуверенным, и я заставил себя улыбнуться. Пожалуй, впервые в жизни я не испытывал в его присутствии привычного мандража: теперь я знал нечто такое, что он всеми силами старался от меня скрыть, и это наполняло меня уверенностью.

– Знаете, что я сейчас вспомнил, дядя Джек? – проговорил я. – Однажды, когда мы с вашим братом завтракали, он сказал, что правда очень похожа на молоко в ведерке молочника.

Томми тоже остановилась и засунула ладони в задние карманы джинсов.

– Это должно быть любопытно, – заметила она, ожидая продолжения.

– Молочник может отцедить молоко, может разбавить или даже взбить так, что в ведре будут сплошные пузыри, – сказал я. – Он может продать его как цельное, двухпроцентное или обезжиренное, но рано или поздно сливки все равно всплывут на поверхность, и каждому станет ясно, чтó это за молоко на самом деле. И когда это произойдет, молочнику придется долго оправдываться перед своими клиентами и объяснять, почему он солгал. – Я посмотрел дяде Джеку прямо в глаза. – Я знаю, вы умеете выкрутиться из самой непростой ситуации, – добавил я. – Но только не в этот раз, мистер.

Повернувшись к нему спиной, я взял со стола секретарши мятную конфету и, бросив обертку на пол, вышел из банка. Томми была уже в машине; когда я забрался в кабину, она сидела, откинувшись на сиденье и закрыв глаза. Кулаки ее были крепко сжаты.