– Рехнулся, именно, – тепло сказал Курц и хмыкнул. – Кстати, многие фермеры кончают в психушке или кончали до Уилли Нельсона[72]
, благослови Господи его душу, и Программы помощи фермерам. Тяготы жизни, полагаю. Слишком велики стрессы. Бедняга Эд Дэвис кончил дни в закрытом заведении для ветеранов, он воевал на Большой-Два, а вскоре после этой истории с колодцем Франклин Робертс продал ферму, переехал в Уичито и устроился коммивояжером в «Эллис-Чалмерс». Несмотря на то, что, как оказалось, колодцы вовсе не были отравлены. Он попросил окружного санитарного инспектора взять пробы, и тот сказал, что вода пригодна для питья. Бешенство через воду не передается. Интересно, а Рипли?– Могли бы по крайней мере хоть называть его правильно, – пробурчал Кембри. – Не Рипли, а
– Байрум или Рипли, все одно, – отмахнулся Курц. – Эти типы пытаются отравить наши колодцы. Загрязнить нашу драгоценную влагу, как сказал кто-то.
– Да плевать вам на это! – взорвался Перли с такой злобой, что Фредди даже подпрыгнул. – Вам бы только Андерхилла сцапать, а остальное хоть провались! – И помолчав, скорбно добавил: – Вы в самом деле тронулись, босс.
– Оуэн! – прочирикал Курц, как канарейка. – Едва не забыл! Где он, парни?
– Впереди, – угрюмо ответил Кембри. – Застрял на хрен в сугробе.
–
– Не раскатывайте губу, босс. Он сейчас выберется. И «хаммер» у него такой же, как у нас. Если знаешь, что делаешь, и умеешь держать в руках руль, можно провести эту штуку прямо через ад. А он, похоже, умеет.
– Жаль. У нас есть шансы?
– Не слишком много, – сказал Перли, снова заерзал, поморщился и издал неприличный звук.
– Ма-а-ать, – тихо простонал Фредди.
– Дай микрофон, Фредди. Общий канал. Наш друг, Оуэн, обожает общий канал.
Фредди, не оборачиваясь, протянул микрофон, поколдовал с передатчиком, прикрепленным к приборной доске, и сказал:
– Теперь можно, босс.
Курц нажал кнопку на боку микрофона:
– Оуэн? Ты здесь, дружище?
Молчание, хаос атмосферных помех и монотонный вой ветра. Курц уже собрался еще раз нажать кнопку «передача» и попытаться снова, когда раздался голос Оуэна, спокойный, отчетливый, на фоне умеренных помех, но не искаженный.
– Здесь.
– Приятно слышать тебя, дружище! Так волнительно! Думаю, ты опережаешь нас на пятьдесят миль. Мы только что прошли поворот № 39, так что я почти не ошибся, верно? – На самом деле они миновали поворот № 36, и расстояние между ними было куда меньше. Вероятно, вполовину.
Тишина.
– Глуши мотор, дружище, – посоветовал Курц наидобрейшим, наирассудительнейшим голосом. – Еще не слишком поздно спасти кое-что и выпутаться из этого дерьма. Нашим карьерам конец, можешь не сомневаться, дохлые куры в отравленном колодце, но если у тебя есть цель, позволь мне помочь. Я уже немолод, сынок, и хочу, чтобы мы с честью…
– Не гони фуфло, Курц, – выдали все шесть динамиков «хамви», до того громко и ясно, что Кембри в самом деле имел наглость рассмеяться. Курц полоснул его убийственным взглядом. В обычных обстоятельствах этого было бы достаточно, чтобы черная кожа Кембри посерела от ужаса, но это в других обстоятельствах, другие обстоятельства сняты с повестки, и Курц ощутил совершенно нехарактерный укол страха. Одно дело – понимать умом, что все пошло шиворот-навыворот, и совсем другое, когда правда оседает в твоих внутренностях тяжелым свинцовым слитком.
– Оуэн… приятель…
– Слушай меня, Курц. Не знаю, осталась ли хоть одна нормальная извилина в твоем чокнутом мозгу, но если все же есть, удели мне чуточку внимания. Рядом со мной человек по имени Генри Девлин. Впереди… возможно, в ста милях от нас – его друг, Гэри Джоунс. Только это уже не он. Им завладел пришелец, инопланетный разум, которого он называет «мистер Грей».
– Все, что делалось в Джефферсон-трект, не имело смысла, – продолжал голос из динамиков. – Бойня, которую ты задумал, Курц, бессмысленна – умрут ли они сами или от пули, все равно угрозы не представляют.
– Слышали?! – истерически завопил Перлмуттер. – Не представляют! Не…
– Заткнись! – рявкнул Фредди, смазав его по физиономии. Курц едва заметил это. Он вытянулся в струнку, сверкая глазами, навострив уши. Бессмысленна? Оуэн Андерхилл в самом деле утверждает, что самая главная в его жизни операция