Ловля молний на живца

Вэл и Лопез нехотя прошли к двери, подозрительно косясь на провода под ногами. Шалтай подошел к Маше, которая уже вскочила со стула и собиралась выйти вслед за остальными.

– Ты можешь их зарядить? – он кивнул на кабели и комбики.

– Что?

– Заряди аппаратуру, как те телефоны. А? Будущее на кону. Ты же видишь!

– Но я не могу!

– Можешь!

– Не уверена…

– Зато я уверен. – Он подобрал с пола провода и пластиковые тюнеры и водрузил их ей на колени, прямо на джинсы.

– Видишь, Лопатин играть не может из-за того, что все коротит? Другого шанса не будет. Не тупи! Если он нас отметет, то потом еще и слухи пустит, что мы дерьмо. Путь на концерты, даже самые чмошные, захлопнется, – он говорил торопливо и очень тихо, прижав ладонь к щеке. Глаза шарили по полу вокруг Маши. Потом встал на колени и коснулся ее ладоней. Ее руки дрожали.

– Не получится…

Тогда Шалтай как-то неуклюже подался спиной назад, а потом с размаху ответил Маше такую оплеуху, что на секунду она будто умчалась куда-то под покрытый спекшимися пятнами потолок. Она обхватила голову руками.

– Ну же! – проорал он.

Маша вскочила со стула. Провода повалились на пол. Ее голова готова была лопнуть. Уши пылали и бешено чесались.

– Давай, что ты? Эмоции же нужны… – теперь он шипел.

Дверь раскрылась, и в комнату заглянул Лопез:

– Как успехи?

– Херово, – провыла Маша, цапнула рюкзак и выскочила в коридор.

– Не получилось, – слышала она спиной голос Вэла, когда удалялась. – Я изоленту нашел, подклею вход…

Путаясь в ногах, Маша стремительно ковыляла по лестнице. На улице курил и говорил по мобильнику Слесарь. Он махнул рукой и игриво улыбнулся. Она побежала прямиком к выходу из промзоны. В душе бился и пульсировал зародыш надежды, что он догонит, опомнившись. Она даже обернулась на здание «Научфильма», когда переходила Обводный канал. Оттуда выезжал одинокий желтый каблучок. Лишь около ограды Александро-Невской лавры Маша наконец остановилась и достала сигареты. Нашла в рюкзаке зеркальце. Отметин на лице не осталось: только болезненный, похожий на родимое пятно Горбачева румянец расцвел на щеке в месте, на которое пришелся удар. Съездил ей по лицу ради заряда лопезовского баса? Безусловно, он перенервничал из-за Слесаря. Но почему не поцеловал ее, в конце концов?

– Я уже свободна, – сказала Маша в телефон. Мимо нее, видимо, тоже на репу топали ребята в пестрых одеяниях с черными башенками чехлов, торчавшими из-за спин. Маша затушила бычок о кладбищенскую ограду, выслушивая папины логистические инструкции.

* * *

– Рад встрече, друзья. – Доктор Ивченко, похожий на поседевшего ризеншнауцера нетерпеливо тер перепачканные мелом ладони. – В общих чертах я в курсе событий…

Центром тенистого кабинета, а заодно и гнездом доктора служил заваленный бумагами антикварный письменный стол.

– Присаживайтесь, прошу! – Доктор церемонно указал на стулья, а сам лихо плюхнулся в кресло с высокой спинкой.

– Она опять заикается. Причем хаотичными приступами, – возвестил папа.

– Давайте с самого начала. – Он достал из нагрудного кармана халата металлическую ручку и отщелкнул кнопочку. – Когда это началось?

Папа поведал доктору о событиях последних месяцев. Тот дергал лохматыми бровями и кивал, слегка прикрывая глаза. Его маленькое, как сморщенное яблочко, лицо мрачнело.

– Это вы верно говорите, что стресс мог повлиять на ситуацию, – произнес он после того, как несколько минут молча перебирал затертые листы с Машиной историей болезни. – Однако мы нормализовали работу ее речевого круга еще десять лет назад. Они не могли вот так ослабнуть. – Он щелкнул пальцами в воздухе. – Это ведь не гитарные струны. Рефлексы закрепляются в сознании человека. Обратный процесс маловероятен. Для начала проведем неврологический осмотр.

Папа вышел из кабинета, а Маша осталась с доктором наедине. В свете настольной лампы он, запрокинув голову, изучал ее глаза, горло, слушал дыхание, простукивал конечности старинным молоточком с костяной ручкой в мелких трещинках.

– Куришь, дорогая моя? – спросил доктор, пока Маша натягивала кофту за антикварной ширмой.

– Нет.

– Уж мне-то не ври. – Он мерил кабинет шагами, заложив руки за спину. – Тебе нельзя курить.

– Я из-за этого заикаюсь?

– Не из-за этого. Но курево усугубляет. Все, что бы там ни было. Давай на электроэнцефалографию сходим.