Обнаглевшие мужики после этого совсем потеряли голову и перестали задумываться над тем, что говорят ей. Дошло до того, что тот мужичок, у которого она попросила принести из дома капкан для отлова появившихся в столовой крыс, выдал ей лучший рецепт избавления от любых мелких хвостатых тварей.
– Ты, Люба, слушай меня, – твердо заявил он, передавая капкан. – По одному зверю всю популяцию никогда не извести и с места не сдвинуть. Надо шороху навести там, где они поселились, тогда они с насиженного места и уйдут куда глаза глядят подальше. Вот поймаешь одну крысу за ногу в капкан, облей ее соляркой, да подожги. Как разгорится, палкой на пружину капкана нажми, чтоб крыса в нору драпанула. Так уж она там замечется, что вся их братия в панике разбежится и больше сюда не вернется!
Повариха так и сделала на следующий день утром. Когда объятая пламенем крыса унеслась в прогрызенную ею в полу дырку, Люба еще стояла несколько минут наготове с палкой, готовясь отбиваться от обезумевших от ужаса крыс, чтобы те не выскочили в помещение и не начали прыгать по посуде. Крыс не было, зато минут через пять из дырки и щелей пола повалил дым.
После случая со сгоревшей столовой Люба бросила родную деревню и уехала жить в город к такой же одинокой тетке-старушке, вскоре оставившей квартиру в наследство. Нажила «по простодушию» ребенка, которого стала воспитывать одна. Жила, стараясь ни о чем не задумываться, и только механически выполняя свою работу в цехе на заводе и все остальные домашние дела. Изредка приезжая в родную деревню, в которой погибло всякое производство, она одновременно с и ужасом, и внутренним торжеством наблюдала прогрессирующее пьянство своих бывших односельчан. Словно жизнь подсказывала, что ничем не лучше ее те, кто смеялся над ее простотой.
С самого раннего возраста ее сын, чувствуя простодушие матери, привык к тому, что любая его проделка будет прощена, надо только суметь ее убедительно объяснить и настоять на своей правоте. И тогда мать махнет рукой: раз говорит так убежденно – значит, так и есть. И как это обычно бывает, он стал подсознательно выбирать то, что оправдывало его желания.
Пока сверстники его с детской неуверенностью разбирались, что такое хорошо, что такое плохо, те, кто постарше, выглядели в его глазах уже твердо во всем разобравшимися. По крайней мере, своих сомнений младшему они никогда не демонстрировали. Наоборот, всякое его начинание приветствовалось дружным ободрительным гоготом. Компания, как водится, скучала без денег и проводила вечера за попиванием пива где-нибудь в темных дворовых углах или пустующих старых строениях их подмосковного города. Самый молодой ее представитель жадно слушал натуралистичные рассказы своих вожаков об их сексуальных похождениях и железобетонные суждения обо всем и обо всех. Сверстники и учителя в школе день ото дня казались все более нудными и самовлюбленными ограниченными существами.
Однажды утром по дороге в школу он вспомнил рассказы о чудном облегчении души процессом опохмелки и купил полторашку пива. По ступенькам школьного крыльца он поднялся, торжествующе отхлебывая пиво из бутылки.
– Ого, наш сын полка сегодня конкретно на учебу настроен! – одобряюще хохотнули курившие на ступеньках его товарищи-вожаки.
– Кстати, директриса тебе сегодня вставить хотела. Указку. По самые уши. Закидоны, говорит, у чувака появились, так мы ему педсоветом гениталии-то прищемим, – закачал головой один из них, увидевший сквозь стекла, что в холле маячит полная фигура директора школы. Ожидая потехи, он прошел вслед за своим воспитанником в холл и стал наблюдать за конфликтом. Чтобы потеха не сорвалась, в нужный момент разговора директора с пьющим перед ней пиво школьником он пропел плаксивым бабьим голосом:
– Че вы маленьких обижаете, ребенку, может, доктор прописал пиво по утрам пить, как Шварценеггеру в детстве. Его дома мама из соски пивом поит, а вы кричите на него! Может, он из-за вас хиленьким останется, а мог бы качком вырасти!
В ходе завязавшейся потехи после этих слов накачанный пивом и обидой школьник окатил директоршу школы из бутылки и кричал, как обезумевший, что-то и про учителей и про нижнее белье директорши, пока его не скрутили и не унесли в каморку завхоза. Там он громил от бешенства ведра и банки, упиваясь их грохотом…
Наказанием за эту выходку для него стало заключение в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей – мини-тюрьму, где такие как он, проводили по месяцу в наказание и в назидание на будущее. Работники учреждения знали свое дело – малолетние хулиганы лишены были возможности курить, свободно общаться друг с другом без присмотра, да и вообще не имели свободного времени: основным лекарством для прогнания вредных мыслей и привычек была трудотерапия. Не находилось работы веником и метлой – их заставляли мастерить какие-то поделки из веточек и шишек, складывать из бумажных листков оригами…