Ловцы человеков

Кончилось это тем, что Хам сбежал из своей страны в США. Эмигрант из СССР получил пособие, на которое можно было худо и бедно по американским понятиям жить. Первое время он балдел от свалившейся на него свободы ничего не делания, таскался в гости ко всем эмигрантам из своей страны, проводил время в пьяной болтовне обо всех несуразностях открываемого ими другого мироустройства. Особенно забавляло то, что сидя в кафе за столиком невдалеке от чистеньких американских парочек, можно было расписывать с отборным матом чьи-нибудь скрытые мотивы поступков. Новые друзья скоро опротивели: вместе с ним они похохатывали за пивом, а на следующий день превращались в тех же отбросов местного общества, тупо зарабатывающих на очередную порцию удовольствия и не более того.

В Москве Хам лишь исподтишка фыркал, замечая примитивизм чьих-то устремлений, и шептал неслышно: «Я прав, сволочь». Здесь же он мог сказать об этом открыто. Но в ответ чаще всего лишь удивленно вскидывали брови: да, а что, ты разве думал сначала иначе? Его взгляд на жизнь был тут не в новость, его просто еще не взял на вооружение никто из местных писателей и прочих деятелей шоу-индустрии.

Взгляд Хама от этого стал еще более отчаянным. «Да пошли вы все, сволочи! Вы еще более животные, чем сами себя считаете!» – мучительно выговаривал он себе, засыпая в своей грязной комнатке… Это заставляло заскулить от тоски и вызывало желание, поджав хвост, царапаться в дверь – проситься обратно в Советский Союз. Но там все-таки не давали деньги на жизнь просто так. Надо было тупо работать и превращаться или в того, кому зверски хотелось нахамить, или просто в работягу, весь протест которого сводится к субботнему скандалу с женой и размахиванию бутылкой.

Ну уж нет, решил он, приспособлюсь как-нибудь и еще сумею вам всем в рожу плюнуть. Да я еще книгу напишу, и тут-то ее напечатают! Стоп, – поймал он свою мысль. Это может и стать твоим спасением. Он будет просто писать о том, как он тут медленно гниет и вытащит вместе с собой всю гниль, которую сумел увидеть в других. Как опустившаяся в своей стервозности баба, он будет копаться в душах других людишек, различая там только самое убогое и никчемное. И я все равно буду прав, сволочи! – решил он.

Хам взялся за дело – начал максимально развязно переписывать свои никчемные похождения и знакомства. Но на десятой же странице он споткнулся – выходило как-то все одно и то же, да и рука не поднималась написать о том, что его бросила приблудная баба по причине его практической импотенции. Тогда он стал присочинять себе вступление в гомосексуальные связи, которых чуть ли не смертельно боялся, чудовищные сексуальные оргии…

Книга, которую не так чтобы сразу напечатали, по выходу своему имела-таки некоторый успех. Пресытившееся общество ищет удовольствия уже от мазохизма, – подумал Хам. – Я прав, сволочи!

Вышло несколько его подобных книг, и у него понемногу исчезли материальные проблемы. Какие-то газеты даже сдуру написали, что «наконец-то у русских появился писатель»… Но век интереса к нему был крайне недолог. Словно в прорубленную им дверь, за ним ломанулись другие. Бездарные сценарии дешевых фильмов авторы старались вытянуть максимально пошлыми натуралистическими шутками и положениями. Появилась целая плеяда писателей, которые создавали практически бессодержательные книги, насытив их сексуальными натуральностями и парой блаженных призывов, придающих книге вроде как и какую-то идею. Эти писатели создавали себе мировую известность, хотя не было у них ни таланта зацепить в человеке струну тоски по чему-то высокому, ни мастерства плетения сюжета, ни даже искренности озлобленного Хама.

И плюнуть бы в них своей злостью, да кто тебя сейчас услышит? – размышлял Хам. Он был первым что-то вякнувшим в нужную сторону, и толпа бросилась следом туда, и затоптала его, и теперь никто не захочет слушать, что там из-за спины стонет жалкий растоптанный молодыми и сильными. Напиши Хам свои книги всего десяток лет позже, от них отмахнулся бы любой, сказав, что это все старо и убого.

Но тут зашатался и вдруг рухнул Советский Союз. Хам успел издать на родине несколько книг, с которыми и там была примерно такая же история, лишь с запозданием по времени. Ну и пошли вы все, я все равно был прав! – снова подумал он. Хам вернулся в Москву – теперь это уже не было возвращением с поджатым хвостом… В Москве он, уже немолодой человек, устало играл роль героя своих книг на каких-то тупых тусовках, долго маялся от безделья, а потом нашел себе роль лидера небольшой будто бы и политической партии, в которую набились готовые всех поливать грязью юнцы-горлопаны, отвратительные самому Хаму.