Ловцы человеков

– Ой, хорошо сказал! – Владимир и Антон улыбнулись друг другу. – Тогда мы просто не будем отказываться от приглашений, будем только напоминать о необходимости пополнения ящика для пожертвований своего пророка. Только ведь если мы совсем перестанем направлять его стопы, мы же скоро и ненужными станем…

Владимир, наблюдая за теми, кто совершает сюда паломничество, разделил прихожан на несколько основных категорий. Во-первых, приходили люди «усталые». Это те, кто вдруг ощутил пустоту вчера еще такой, казалось бы, насыщенной событиями жизни. Почему-то стало казаться, что и события эти – одно и то же, мелькающее перед глазами и не дающее рассмотреть чего-то другое. Что-то спокойное и тихое, никогда не повторяющееся, ведущее вдаль по своей прямой, тонкой и чистой, как рассветный луч солнца, тропе. Стало казаться, как будто тебе, сидящему уже на самом берегу перед бесконечно утекающей водой, что-то мешает спокойно разглядеть всю растянувшуюся перед тобой дорожку загадочно переливающихся на воде бликов от поднимающейся над тем берегом луны. И даже задав какой-то из ряда вон выходящий вопрос, услышишь банальный привычный тебе ответ. Все течет, но для тебя ничего уже не меняется…

Другая часть поднимающихся к храму и домику рядом с ним были люди тоже выбитые из безоглядности круговерти жизни, но чуть по-другому. Еще вчера казалось бы неостановимое течение событий вдруг нарушил врачебный приговор – все то, чего ожидал ты, произойдет уже не с тобой, твоя часть жизни по какой-то странной лотерее почему-то отдана другому. Кто придумал эту лотерею, почему вдруг именно на этого человека или его близких пал жребий напомнить окружающим его о скоропалительности их существования и уязвимости предоставленного для этого существования тела? Ошарашенные очевидной несправедливостью происходящего, словно школьник, получивший плохую оценку за приличный ответ на уроке, люди наперекор очевидному втайне верили, что вкравшаяся ошибка все-таки может быть легко исправлена, надо только… Что надо? И словно школьникам, им хотелось встретить того, кто объяснил бы, что это действительно ошибка, неважно кем допущенная – судьбой ли, врачом ли. И сказал бы, что надо делать, и все снова стало бы понятно и справедливо.

Впрочем, приходили самые разные люди. Кто-то просто, начинал ощущать, что если в массе предсказуемых понятных явлений есть хотя бы частица необъяснимого, то значит, живет тихонько где-то рядом и целый мир из всего того, что нам еще вовсе не понять. Ну и пусть все это – не понять, но ведь как-то можно хотя бы прикоснуться к этому миру…

А кто-то жил всю свою жизнь, постоянно чувствуя в себе легкий, но неутолимый голод по объекту для тихой успокаивающей веры. Просто очень хочется знать, что есть то, во что можно безоговорочно верить, чтобы заполнить этой верой пустые вечера.

И в большинстве случаев уходили со Светлой годы люди пусть и в замешательстве, но с ощущением того, что побывали-таки в том месте, которое искали, и не зря их сюда привело чувство, которое вечно смущало тебя своей живучестью.

– Что толку в мудрости, продляющей жизнь, но лишающей ее смысла? Лучше полюбим жизнь с отчаянием обреченных, – напутствовал Игорь уходящего от него немолодого человека.

– Ты не сказал ему, что он поправится, – тихо проговорил сидящий у очага на террасе Антон. – А то, что любой дурак себе уже все доказал – так это и не новость…

Игорь молчал, глядя вслед шагающему под мелко моросящим дождем человеку. Антон подкинул несколько поленьев в огонь, откинулся на спинку скамьи, раскрыл ноутбук, начал торопливо набирать, чертыхаясь про себя, что набирать сразу же услышанное им при госте неприлично, как и использовать диктофон.

– Ты должен каждый день что-то себе доказывать. Что солнце каждое утро восходит над новым миром, что мир этот, ежедневно обновляемый, устроен мудро, пусть и жестоко. И даже в безнадежной битве у тебя есть возможность биться и этим проявить себя. И может, ты успеешь что-то доказать себе. Даже в безнадежной битве ты имеешь надежду на чудо…