Ловцы фортуны

Миранда обожала рэгтайм. Она могла танцевать его до бесконечности, полностью отдаваясь его бешеному ритму. Ее спутник находил подобное увлечение удивительным. Будучи на десять лет старше, он был куда менее чувствителен к синкопам и медному сверканию инструментов плебейской американской музыки и считал этот фанатизм несовместимым со спокойным, сдержанным характером Миранды. Модная русская культура больше подошла бы ее утонченной натуре, полагал он, но, пережив увлечение балетом Дягилева, в особенности экзотической пластикой танцев и красочными нарядами «Шехерезады», Миранда осталась равнодушной к последней общей страсти к Шаляпину и его «Борису Годунову». Однако с того момента, как на лондонском ипподроме открылся танцзал «Хэлло, рэгтайм», никакое количество повторений модного «Александр Рэгтайм Бэнд» или «В ожидании Роберта Э. Ли» не могло утомить ее.

Разгадка была в ритме, который неустанно повторяли ее ноги. Рэгтайм был громким

, или по крайней мере она могла почувствовать его вибрацию. Рэгтайм был полон свежести, пыла, и она впервые ощущала, хотя бы отчасти, то состояние возбуждения, которое другие считали само собой разумеющимся. О да, Миранда любила рэгтайм!

Ей льстило, что люди были склонны забывать о ее глухоте, отчасти потому, что она никогда не рассматривала ее как помеху, не требовала к себе особого отношения и не пользовалась ею как предлогом, чтобы избегать нежелаемых ситуаций. Если Миранду приглашали в оперу, она шла, хотя получала от этого мало удовольствия. С театром было лучше — у нее было исключительно острое зрение как бы в качестве компенсации за утерю слуха, и она могла читать по губам даже на значительном расстоянии. В разговоре только монотонность ее голоса и то, что временами она говорила слишком громко и имела манеру пристально смотреть на лицо собеседника, выдавало ее глухоту. Как большинство девушек своего класса, Миранда свободно говорила по-французски и по-немецки и даже немного по-итальянски, но в отличие от них ей приходилось прилагать для этого куда больше усилий. Однако хвастаться успехами было не в характере Миранды, все ее усилия были ради Мэтью, и, пока он ценил ее достижения, она не нуждалась больше ни в чьих поощрениях.

Единственным занятием, от которого она ранее всегда отказывалась, были танцы. Она была высокой — такого же роста, как и Тиффани, и это вкупе с ее неспособностью четко слышать музыку, убедило ее, что она выглядит смешной и неуклюжей. Поэтому она только смотрела, не выдавая зависти, как ее современники осваивают танго, «индюшачью рысь» и «кроличьи объятия».

Спутник, не разделявший ее нынешней страсти к рэгтайму, уговорил ее пообедать, и сейчас, после посещения театра, они сидели в «Савое».

— Надеюсь, тени под твоими глазами не означают, что ты слитком много работаешь, — мягко заметил Дик Латимер.

Их отношения с Диком длились уже более года, но Миранда не уставала удивляться, почему друг Филипа проявляет к ней столь явный интерес; ее самооценка была серьезно подорвана неприязнью брата, и она не могла понять, почему лучший друг Филипа может относится к ней по-иному. Она полагала, что он ухаживает за ней отчасти потому, что она сестра Филипа и таким образом он сохраняет связь со своим прошлым, и, конечно же, его привлекает ее состояние. Издевка Джулии, брошенная много лет назад, — что физический недостаток уменьшает ее брачные перспективы — намертво запечатлелась в мозгу и сердце Миранды. Другие могли забыть об ее недостатке, но сама Миранда — нет, ни на единый миг. До нее просто не доходило, что прелестное лицо, пышные рыжевато-золотистые волосы и глаза васильковой синевы, высокая стройная фигура и чарующие манеры могут быть привлекательны сами по себе. Ее природную скромность усиливало то обстоятельство, что свойственные ей хладнокровие и самодостаточность напрочь пресекали всякие вольности и комплименты.

— Я работаю много, но это мой собственный выбор. — Миранда говорила защищаясь, поскольку, вместо того, чтобы оценить его заботу о своем здоровье, она истолковала замечание как критику в адрес своей внешности.

Дик вздохнул. Как пробиться к сердцу этой девушки! Ее сдержанность казалась непоколебимой, однако он был уверен, что под этой оболочкой таится жар, и пламя ждет лишь какого-то магического знака, чтобы вырваться на свет. Какие бы комплексы и проблемы не ограничивали проявления ее чувств, нет сомнения, что она истинная дочь своего отца. А ни один человек, мужчина или женщина, молодой или старый, не мог не почувствовать бьющей через край жизненной силы и сексуальности Мэтью.

Дик с трудом заставил себя сосредоточиться на настоящем моменте, а не своих надеждах и фантазиях.

— Нельзя, чтобы ты позволила своим алмазам полностью возобладать над тобой, — деликатно, но настойчиво сказал он. — Разве не время допустить в свою жизнь что-нибудь еще… или кого-нибудь?