Ловушка для диггера

Поздним вечером, отодвинув в сторону компьютер, Хельмут сидел за столом, обложенный желтыми листами, извлеченными из шкатулки, сосредоточенный, но еще далекий от мысли о том, что этой древностью стоит заниматься. На глаза ему попался документ, скрепленный печатью в виде восьмиконечной звезды. Хельмут взял его в руки и прочитал:

«Опись ценностей, предаваемых на хранение:

1. Золотой венец увенчанный восьмиконечной звездой – 1 экземпляр;

2. Золотой потир украшенный бриллиантами и изумрудами – 1 экземпляр;

3. Золотая диадема украшенная бриллиантами и жемчугом – 1 экземпляр;

4. Золотая фибула украшенная жемчугом – 5 экземпляров;

5. Золотая чаша украшенная рубинами – 2 экземпляра;

6. Золотая монета достоинством драхма (II в. До Р. Хр) – 67 экземпляров;

7. Золотая монета царя Бактрии Евкратида достоинством в двадцать статеров (II в. До Р. Хр.) – 12 экземпляров;

8. Золотая монета достоинством тетрадрахма (IV в. До Р. Хр.) – 25 экземпляров».

Золотые вещицы, пусть даже украшенные бриллиантами, ничего не сказали Хельмуту, кроме того, что стоили больших денег. Но слова «золотая монета царя Бактрии Евкратида» ввели его в состояние, близкое к трансу. Неужели где-то может храниться настоящее сокровище, да еще и в количестве – страшно подумать – двенадцати экземпляров?

В свое время, то есть, очень давно, Хельмут занимался нумизматикой. Трудно представить себе человека увлекающегося наукой, изучающей историю монетной чеканки и незнакомого с легендой нумизматики. Золотая монета царя Бактрии достоинством в двадцать статеров, весом сто шестьдесят граммов – несбыточная мечта коллекционера. В том случае, конечно, если он наделен воображением. Одна из самых дорогостоящих монет в мире, известная лишь в количестве трех экземпляров. Причем, достоверны сведения только о том, что одна монета хранится Париже. Данные о двух других крайне противоречивы. В девятнадцатом веке считалось, что вторая монета находится в частной коллекции в Бомбее, и третья в сокровищнице Бухарского эмира, но по сей день информация так и не подтвердилась.

Долгих полчаса Хельмут не мог опомниться. Кто-то, двести пятьдесят лет назад, в далеком тысяча семьсот шестидесятом году составлял эту опись, имея перед глазами легендарные золотые монеты, пересчитывал их, боясь ошибиться… Или нет? Или его нисколько не интересовала их ценность, и он не мог себе даже представить, что спустя сто лет после составления описи, Парижский государственный нумизматический кабинет приобретет одну такую монету за тридцать тысяч франков?

После описи, Хельмут всерьез занялся изучением наследства ушедшей эпохи.

Читая и перечитывая письма, Хельмут с трудом улавливал смысл. Долгие фразы никак не хотели заканчиваться. Слово следовало за словом, как длинный состав с множеством вагонов. Когда стоишь у шлагбаума и с нетерпением ждешь, когда же, наконец, проследует последний. Но мимо катится вагон, а за ним следующий и не видно конца составу.

Тот, кто столетья назад сложил бумаги в шкатулку и писал в предсмертной записке «моя тайна умрет вместе со мной», лицемерил. Он хотел, чтобы тайна была раскрыта, иначе не собрал бы воедино документы, разобраться в которых было сложно, но можно. При желании. А желания у Хельмута было хоть отбавляй.

Сложив документы в хронологическом порядке, не поленившись наведаться в архив с тем, чтобы выяснить, кому принадлежал этот дом в восемнадцатом веке, Хельмут был поражен – насколько яркой и четкой получалась картина.

В Берлинскую кампанию тысяча семьсот шестидесятого года, Павлу Ивановичу Шпалярскому, брату владельца дома на Английской набережной, неизвестно какими судьбами попало в руки сокровище таинственного ордена Звезды. Вполне возможно, что он был одним из сопровождающих транспортировку в Санкт-Петербург. Сам Павел пишет брату Александру письмо:

«Милостивый Государь, любезный брат мой, Александр. Надеюсь, любезнейший, ты получил все письма, которые я тебе писал. Счастлив сообщить тебе, что мне пожалован чин секунд-майора доблестного Лейб-Кирасирского полка. Спешу обрадовать тебя, радетеля за дела Отчества нашего, что третьего дня увенчалась успехом наша кампания в Берлине. Облаченный доверием известного тебе общества, спешу также в Санкт-Петербург с тем поручением, о котором мы с тобой уговорились заранее. Речь идет о том самом наследстве. Убедившись воочию в чем оно состоит, могу заверить тебя, ты будешь восхищен не менее. Надеюсь в скором времени лицезреть тебя и твою супругу. Нижайшее почтение тебе и дому твоему, обнимаю тебя со всей душевной щедростью, на которую только способен, твой брат Павел».

Сокровище или наследство, как оно именовалось в документах, было тайно доставлено в Петербург, сюда, в дом на Английской набережной, о чем имелась специальная расписка.